— Ладно бьют, — радовался Туманов всякому выстрелу. — Теперь бы пехоту пустить, а?
— А?! — переспросил Алексей, слегка оглохнув от канонады.
— Говорю, пехоту бы теперь пустить, — прокричал Илья Петрович.
— Да, да. А я вот думаю, не пора ли уж и пехоту пустить. Как считаете?
— Разумеется.
По рядам вновь пробежала команда, на этот раз громче обычной: «Пехота, в авангард! Рассыпать цепь по флангам!» Бонжур опять не успел доскакать с приказом, а белые гимнастерки уже шагали ему навстречу.
— Право, хорош генерал, — не переставая, восторгался Туманов, — ладно чистит, умно.
— Помилуйте, Илья Петрович, а разве иные генералы плохи?
— Разные бывают, мой друг, разные. Есть и такие, которые о солдатах в последний черед заботятся. Первым делом мнят о подвигах, а какой ценою — уж неважно.
— Разве подвиги — это плохо? Вы же сами давеча говорили…
— Разумеется — неплохо. Однако же, их много, а жизнь солдатская одна. И потом, геройствовать уместно самолично, а когда других касаемо — семь раз отмерь. Ты думаешь, отчего, там, в лесу, к татарам выскочил именно я? Ведь — командир, а значит, должен занимать самое безопасное в порядках место.
— А и, правда, отчего?
— Оттого, что совесть не позволила определить кого-то на верную погибель. Риск был огромен. Что жив остался — это ж, брат, случайность.
— На будущее учту.
— Учти и еще. Если командир не станет беречь живота подчиненных, то они побеспокоятся о том сами. А тогда, брат, — пропало. И на ура никого не подымешь, и за собой не увлечешь. Скажут: ты герой, ты и иди. От таких командиров, к слову сказать, иные солдаты к мюридам переходят. Так-то.
В низине послышались оружейные выстрелы. Алексей встрепенулся.
— Пехота, верно, с татарами сошлась.
— Нет, — покачал головой Туманов, — редко бьют, не цепко.
— Что означает — не цепко?
— Отличаешь ли ты по звуку, когда собака пусто брешет, а когда на чужака?
— Разумеется. В последнем случае — рычит, заходится.
— То же самое и здесь — пусто брешут, для острастки. Если в лесу кто и крылся, так уж отступил.
— Позвольте, как же отступили? Вы ж минутой ранее утверждали, что они никого не боятся.
— Дело тут вовсе не в страхе. Просто упредительным маневром генерал лишил их главного козыря — внезапности. В ней весь успех засады. Они ж проигрывать не любят, считают, лучше уж посторониться, чтоб отыскать более счастливое место. Понятно ли толкую?
— Весьма.
— Да ты и сам в том скоро убедишься, когда пройдем лощину миром. Однако, обнадеживаться не станем, изготовимся, как должно.
На сей раз Бонжур прискакал вовремя.
— Драгунам — в авангард! — крикнул он издали. — Вам надлежит первыми пройти низину.
— Привыкать ли, — сказал Илья Петрович, ловко выхватив из-за плеча винтовку.
Драгуны, как один, повторили его движение. От генеральской свиты, поправляя несуразную папаху, запоздало рысил взволнованный Евграф Аристархович. Казалось, даже морда его лошади имела обеспокоенное выражение.
— Илья Петрович, голубчик, — торопливо заговорил он, подъехав. — Нам дано указанье пройти низину и закрепиться на той стороне. Я решил послать ваш эскадрон первым.
— Спасибо за доверие, — с сарказмом поблагодарил Туманов.
— Сам же пойду с третьим.
— Это правильно.
— Или с генералом.
— Это еще верней.
— Вы считаете?
— Даже не сомневайтесь.
— Ну, и хорошо. А то, думаю, зачем мне выставлять себя героем. Есть кому. Не так ли?
— Именно, что так, — сухо бросил Илья Петрович и повернулся к эскадрону. — Слушать меня чутко, запоминать твердо, выполнять неукоснительно!
— Что ж, не стану вам мешать, — заторопился Евграф Аристархович, отправляясь с докладом к генералу.
Бонжур, в свою очередь, решил немного задержаться, имея целью лишний раз пофрантить перед отрядом. Но драгуны, прежде любовавшиеся чиразами и серебряными галунами, теперь не уделяли тому ни малейшего внимания. Они поедали глазами своего командира. Наблюдая их взгляды, строжайше-послушные и уважительные, Бонжур невольно мерк лицом. Такое внимание ему не предстало, даже вырядись он падишахом.
— Эскадро-он! — громогласно скомандовал Туманов, закончив наставленья. — Рысью до низины. А по ней — на крыльях. За мно-ой. А-арш!
