Илья Петрович ухмыльнулся, раскуривая трубку.
— Точно так рассуждали и в Петербурге до 1816 года. Мол, нужно проявлять к дикарям снисходительность, терпимость, мол, это поможет установить с ними доверительные отношения. А те, в свою очередь, воспринимали подобное, как слабость, как неспособность русских драться, и убивали еще злее. Надобно знать их натуру. Видал ли ты, хоть раз, отрубленную голову или вспоротые кишки?
Алексей выпучил глаз.
— Нет, конечно.
— Вот, когда увидишь — поймешь, жесток был Алексей Петрович, иль справедлив. Он ни единого грабежа им не спускал, ни малейшей дерзости. Знал, что здесь в почете только сила. Ее и выказывал. Многое сам от них перенял: и в тактике, и в форме. Между прочим, бурку носил.
— А что в тактике? — заинтересовался Алексей.
— Короткий бой, засады, внезапные набеги. Я тебе потом объясню. Сейчас запомни одно. Твоя защита — деревья, камни, ямы, балки. Чистое место — твой враг, подолгу в нем не держись, пуля любит открытость. Горцы цепью на ура не ходят, прячутся. Поэтому их и убить сложно. Чем же мы глупее? В общем, не торчи напоказ свечкой, а то огонек задует.
— Какой огонек?
— Вот этот, — Туманов постучал костяшками пальцев по своей голове.
Одновременно с этим раздался стук в дверь — получилось занятно. Алексей, пряча улыбку, громко ответил.
— Прошу.
В дом вошел озабоченный Прохор.
— Илья Петрович, кажись, подпоручик Шумницкий пропал.
— Что за вздор, как пропал? — нахмурил брови командир.
— Часовой сообщил, что он на стрельбище из пистолета упражнялся и сгинул.
— Вот слова настоящего боевого унтера: «кажись, сгинул». Все четко, кратко и, главное, понятно, — проворчал Туманов, надевая шапку. — Эскадрон, в ружье. Сбор на поляне…
При первом же взгляде на место, где упражнялся в стрельбе Шумницкий, всякие надежды на благоприятный исход развеялись. Кровь на траве, следы волочения в лес, примятые кусты — все говорило о похищении. Туманов грозно посмотрел на пехотного часового.
— Как же ты, олух царя небесного, не заметил, что офицера стащили!?
— Виноват, отвлекся малость.
— Ворон считал?!
— Никак нет — на овцу смотрел.
— На какую овцу?
— Да вон там, у кустов стояла. Одинокая. Я, грешным делом, позарился. Виноват, звиняйте.
Илья Петрович сплюнул.
— Ясно. Отвлекали внимание. Овечка, думаю, тоже пропала.
— Сгинула, — подтвердил солдат. — Что обидно.
— Вот тебе, друг мой, Алеша, их тактика. Отвлекли барана бараном и сделали свое черное дело. Ладно, время уходит, искать надо. Эскадрон, по коням!
Обогнув нестройный лесочек, отряд выехал на развилку двух дорог: первая вела в гору, вторая спускалась в лощину. Командир, привстал на стременах, осматриваясь.
— Думаю, они направились вниз, там груженому коню идти легче.
— Ваш бродь, смотрите, наверху татары! — воскликнул Прохор, тыча плетью вдаль.
Действительно, на возвышенности темнели фигуры двух всадников, у одного из них, что-то было переброшено через седло.
— Точно — они. С Шумницким на холке! — вскрикнул Туманов, замахиваясь плетью. Вперед!
Кони ударили копытами, заставив землю вздрогнуть. Пыль взвилась в небо, словно от взрыва. Эскадрон сорвался с места. Черная туча понеслась в гору, будто взлетая.
Алексей хлестал Леденца изо всех сил, однако, едва успевал за последним драгуном. Лукавил Прошка, кривил душой Туманов, уверяя, что на этой кляче можно джигитовать. На ней дрова возить, а не за мюридами гоняться. Стыдно, право, молодой офицер, которому должно бы за собой увлекать, а тащится в конце строя. Смеются, наверное, все, потешаются: ловко простачка обманули. Но ничего, наперед выйдет наука — не след быть таким доверчивым. Надобно и собственное сужденье иметь. Так думал Алексей, не замечая того, что обстановка стала живо изменяться. Маштачок, вдруг, обошел красавца гнедого… оставил позади длинноногого каурого… дышал в круп норовистому булану. Прыткие кони выдыхались на затяжном подъеме, теряя скорость. А Леденец шел. Уж фыркал пеной Прошкин жеребец. А Леденец шел. Сбросил спесь командирский ворон. А Леденец шел. И складывалось такое ощущенье, что он только-только разогрелся, потому что копыта его барабанили по дороге все дробнее и дробнее. И теперь уже Алексей вел отряд. А это было приятно. До жути, черт возьми, приятно! Он ласково похлопал Леденца по шее. Извини, дружок, отругал тебя по незнанию. Больше не повторится. Впереди показались татарские спины. Все верно — на груженой лошади далеко не убежишь, а от хорошего скакуна, тем более. Алексей еще раз благодарно потрепал гриву коня и вскинул из-за плеч винтовку.
