Драгоценность, которая была нашей - страница 3

Шрифт

Интервал

Пролившийся в тот день над Кембриджем ливень заставил отменить экскурсии в Грэнчестер и на американское военное кладбище в Мэдингли. Такое изменение программы не вызвало восторга, особенно среди дам. Да и у самого Ашендена тоже. Он с самого начала старался быть их временным чичероне, до боли в шее задирал голову к позднеготическим сводам в Королевском соборе, а затем, не чувствуя уже под собой ног, таскался по Фицвильямскому музею, разыскивая немногочисленные картины прерафаэлитов, всегда пользующиеся популярностью у туристов.

— В Эшмолеане, мистер Ашенден, коллекция значительно богаче. По крайней мере, я так читала. Там Хант и… и Ми-лей[2].

— Завтра вы сами решите, так ли это, верно? — уклончиво ответил Ашенден, подозревая, что эта одержимая леди позабыла (а возможно, никогда и не знала) имя художника, которое произнесла в рифму с «добрей».

У Ашендена никак не выходило из головы, что придётся полностью оплатить эти несостоявшиеся экскурсии, для которых Кембриджская транспортная компания должна была в этот день предоставить автобусы. А ещё больше ему действовала на нервы мысль о том, что придётся просвещать и развлекать целый день всю эту кучу выживающих из ума подопечных. Он был (и знал это) достаточно компетентным сопровождающим и гидом. Однако в последние годы стал чувствовать, что не в состоянии как следует справляться со своими обязанностями без регулярных отклонений от круглосуточного бдения, которое от него ожидалось, и взял себе за правило оставлять, когда это только оказывалось возможным, всё послеобеденное время в своём полном распоряжении, особо не вдаваясь в объяснения причин этого…

В ноябре 1974 года он попытался сдать вступительный экзамен по современным языкам в Кембриджский университет. Оценки, полученные им в средней школе, вселяли немалый оптимизм, и он позанимался на всякий случай ещё один дополнительный семестр. Юный Джон прекрасно знал, что его отец считал бы себя счастливейшим человеком в графстве, если бы его сын поразил экзаменаторов своими лингвистическими познаниями. Но сын потерпел фиаско, и накануне Рождества в их почтовый ящик положили письмо:

От старшего преподавателя Христианского колледжа, Кембридж.

22.12.74.

Дорогой мистер Ашенден!

После самого полного и доброжелательного рассмотрения вашей работы с прискорбием сообщаем, что не сможем предоставить вам место в нашем колледже. Нам понятно ваше разочарование, но вы хорошо представляете, что за право поступить в колледж идёт очень серьёзная конкурентная борьба…

Тем не менее краткое пребывание в Кембридже имело для него и свою добрую сторону. В те два дня, что он провёл во втором общежитии Христианского колледжа, ему довелось разделять комнату с таким же, как и он, абитуриентом из Троубриджа — долговязым, необычайно начитанным пареньком, который помимо права на бесплатное изучение классических языков мечтал получить возможность обратить университет (а может быть, речь шла обо всей Вселенной?) в придуманную им самим неомарксистскую веру. Джон так и не разобрал толком, о чём там шла речь, но внезапно почувствовал, как влечёт его к себе мир учёности, интеллекта, горячечных фантазий, чувственности — особенно чувственности, о чём и понятия не имел в своей общеобразовательной школе в Лестере.

В день перед расставанием Джимми Боуден, троцкист из Троубриджа, сводил его на программу фильмов золотого века французского кинематографа, и Ашенден тут же влюбился в вызывающую, с хрипотцой в голосе проститутку, увидев, как она сидит, закинув ногу за ногу в тугих шёлковых чулках, и небрежно прихлёбывает абсент в какой-то жалкой забегаловке. Всё это имело отношение, некоторое отношение к «синтезу стиля и сексуальности», как старался втолковать ему Джимми, заговорив его до самого утра. А затем Джимми встал в шесть часов и отправился продавать левую социалистическую газету.

Через несколько дней после того, как он получил уведомление об отказе в приёме, Ашенден вынул из почтового ящика открытку от Джимми — чёрно-белое фото могилы Маркса на Хайгетском кладбище.

Эти дураки поставили мне самую высокую оценку — и это при моей-то греческой прозе! Уверен, у тебя такие же хорошие новости. Я рад был познакомиться с тобой и с удовольствием думаю о том, как здорово будет учиться вместе.