Капля темной, бальзамического вида жидкости упала ей на грудь, прямо над вырезом ее платья. Взгляд Блэйка упал следом. Эва быстро подобрала ее, но не раньше, чем он отметил, что бюстгальтера на ней нет. Ни одна лишняя линия застежек или бретелек не проступала сквозь ткань ее платья.
Он снова посмотрел ей в лицо. Да, черт возьми. Он был голоден. Он с ума сходил от голода.
– Я думал, мы поедим в пабе на берегу, – сказал он.
– Завтра, – отмахнулась она и вернулась к своему занятию. – Если хочешь принять душ, у тебя шесть минут, пока стейки жарятся.
Блэйк покачал головой. Ему потребовалось бы куда больше времени, чем шесть минут, чтобы успокоиться, даже под холодным душем. Вместо этого он предпочел алкоголь.
– Выпьешь чего-нибудь? – спросил он, открыв холодильник. Он взял за горлышко бутылку пива, отвинтил крышку и сделал большой глоток.
Эва подняла глаза, наблюдая за движением его кадыка. В образе мужчины, поглощавшего пиво, присутствовало нечто первобытное. Ей вдруг подумалось, что он сделает, если она подойдет к нему и засунет свой язык глубоко ему в рот.
Она оглянулась на стейки, жарящиеся на сковороде:
– Мне тоже пива. Спасибо.
Блэйк поднял брови:
– Пиво? Ты пьешь пиво? – сказал он, вынимая и откупоривая еще одну бутылку.
От Эвы не ускользнуло удивление в его голосе, граничащее с иронией. Она оглянулась на него:
– Да. А что? Что, по-твоему, я пью? – Она взяла у него бутылку. – Но не тогда, когда расслабляюсь.
Блэйк прислонился к холодильнику:
– Шампанское. Фруктовые коктейли. «Грязный ковбой» – кажется, так его называют в барах?
Эва рассмеялась. Он явно не одобрял перечисленное.
– Я люблю шампанское и фруктовые коктейли, это правда. Но вообще, я простая девчонка и предпочитаю всему этому бутылочку пива.
Блэйк поперхнулся. Он поверить не мог. Чтобы доказать ему, что говорит правду, Эва запрокинула голову и сделала три долгих и очень сексуальных глотка. Его взгляд скользнул вниз по ее шее, к груди – не слишком большой, не слишком маленькой и очень аппетитной. Она встретила его взгляд понимающей полуулыбкой; веки ее были слегка опущены.
Глаза их встретились. Грудь и живот, казалось, потяжелели и напряглись. Не сводя глаз с Блэйка, она поигрывала горлышком бутылки, водя пальцами вверх и вниз по запотевшему от холода стеклу.
После трех месяцев щепетильной вежливости он, наконец, смотрел на нее с чисто мужским интересом.
– Не стоит судить о книге по обложке, Блэйк, – пробормотала она.
Блэйк сделал глубокий вдох в унисон ее словам. Ее обложка разительно изменилась за последние двадцать четыре часа, с момента покушения. И он не был уверен, что ему по душе непредсказуемая женщина, которую он видел перед собой. По крайней мере, предыдущую Эву Келли он уже знал.
– Я накрою стол, – сказал он, отворачиваясь и радуясь, что ему есть чем занять свой разум и свои руки. Чем-то, помимо нее.
Эва умирала от голода к тому времени, как они сели есть. Сочные стейки, свежий зеленый салат и теплые роллы из духовки с чесночным маслом, которое она сама взбивала.
– Где ты научилась готовить? – спросил Блэйк, впившись зубами в стейк и издав звук наслаждения.
У нее забилось сердце, а в области живота стало тепло. Эва пожала плечами:
– У отца. Он был шеф-поваром. Мои самые ранние воспоминания о нем связаны с кухней. Наше с ним любимое место. Думаю, я впитала его знания.
Блэйк поднял брови:
– Ты говорила, он умер?
Эва кивнула:
– Мне было двенадцать. Сердечный приступ.
Блэйк смотрел на пряди ее волос, еще влажные, блестевшие под светом вечерних ламп.
– Было трудно?
Эва кивнула. Ему и половины не узнать.
– Эмоционально и финансово. У него был собственный ресторан, почти обанкротившийся. Это было тяжелое время.
Блэйк видел, что она не хочет говорить об отце. Он понимал ее. Он тоже был замкнутым человеком.
Три месяца она жила словно открытая книга. Как золотая рыбка в аквариуме. Было намного проще думать о ней как о модном бренде. Считать ее «Корпорацией Эвы Келли», а не женщиной из плоти и крови.
Это не вязалось с последними сутками. Когда она спала в его кровати, готовила в его кухне, танцевала у его раковины. В своем платье. Очень коротком и облегающем.