Глава 3
Торговая магия и Шмакодявка
Не могу объяснить, как так получилось, но на следующий день мы с Арсением отправилась на птичий рынок. Где я сторговала за тридцать рублей у отвратительно-слащавой алкоголички маленькую коричневую сучку. По всей видимости, она одна оставалась непроданной из всего помета. Собачка была лысенькая, теплая и постоянно тявкала, даже сидя у меня за пазухой.
Пока я торговалась, Арсений прошвырнулся по рядам и вернулся с кем-то в шапке.
– Снег идет, – напомнила я. – Простынешь.
– И сколько с тебя содрали? Тридцать? Надо же? А с меня за крысу сто пятьдесят стрясли.
– Покажи!
Крыса была крохотная и откровенно серая, а пяточки розовые и нос тоже. Ее продали вместе с куском грязной тряпки, чтоб не замерзла.
– Породистая! – похвастался Арсений. – Говорят, ее на выставки водить можно. С родословной пятьсот рублей стоит.
– Повезло тебе, друг, – неискренне порадовалась я за него.
Гордые и счастливые, мы шли домой. Арсений стряхивал снег с головы, постоянно заглядывая в шапку, отчего все прохожие норовили тоже в нее заглянуть и глупо улыбались. Хотя крыски не было видно.
Моему голосистому приобретению почему-то улыбаться никто не хотел.
– У нас где-то старый аквариум был. Туда ее поселю, – сообразил Арсений.
Чем ближе мы подходили к дому, тем неуверенней становились. Восторг куда-то улетучился, и я начала подозревать, что родители могут не сильно обрадоваться песику.
– Надо ей имя придумать, – воодушевилась я, предполагая, что имя придаст собачке шансов на водворение в квартире.
– Ты ей лучше родословную придумай.
– Ой, а я забыла какой она породы! – растерялась я и чуть не расплакалась.
Тетка что-то сказала замудреное, а я не запомнила.
– Дяденька! – закричал Арсений. – Вы не знаете, что это за собачка?
– Шмакодявка какая-то. Вроде как на московскую сторожевую похожа. Потом громадная вырастет. Ты ей намордник купи – она опасная, – на полном серьезе заявил дядька и пошел, посмеиваясь.
– Вот видишь! – радовалась я, пытаясь утихомирить московскую сторожевую, которая тявкала без перерыва
Мы потоптались у дома и разошлись по парадным. Он – налево, я направо.
– Ты погулять не хочешь? – всего через полчаса позвонил Арсений.
– Попробую отпроситься. А что?
Он пришел домой. Где мама отсыпалась от очередной поездки за товаром. Он ее разбудил. Она сильнее чем следовало обрадовалась животному, завизжала, после чего моментально метнула крыску в открытую форточку.
Мы ее так и не нашли. Арсений не плакал. Я – тоже. Мы не успели к ней привязаться и полюбить на всю жизнь.
– Она в снег упала, а у вас этаж невысокий. Наверняка уже в подвал удрала, – без всякой уверенности утешала я друга.
– А у тебя как?
– Засада полная. Завтра придется ее обратно нести. Как думаешь, та тетка там будет?
Арсений отрицательно покачал головой, но пообещал за компанию сходить со мной на рынок.
Мать с ним демонстративно не разговаривала. Отца не было дома, но, если бы он и был – толку от него ноль. Он всегда считал, что мать права. А если не права, то спорить все равно бесполезно.
В тот день Арсений впервые ушел ночевать к бабке. Предварительно позвонив ей по телефону.
– Ты матери скажи, что я тебе нужен. Вроде ты простудилась, а я за тобой ухаживать буду, – попросил он.
Он ехал к бабке в дрянном настроении и даже спросил себя, сможет ли теперь любить мать. Потом не смог вспомнить, любил ли ее вообще. Ее было трудно любить. Ну не располагала она к нежным чувствам. Хотя после удачных сделок лезла со своими чмоками, пахнущими коньяком, давала денег или дарила что-нибудь, приговаривая:
– Я хорошая мать. Ты меня любишь? Что ты морду воротишь, сын называется! Вот вырастишь такое чучело, а он потом стакан воды не поднесет!
Арсений был уверен, что стакан воды – это когда мама накануне выпила.
– Буду любить что есть. Другой не будет, – Арсений вздохнул так горько, что на него сочувственно посмотрели все пассажиры автобуса.
