Добрая Люба вроде хотела открыться, Юлька ей пригрозила:
— Только скажи! Я с тобой водиться не буду.
Антон решил обидеться.
— Ладно же. Я вам тоже ни о чем рассказывать не буду.
Он даже поднялся и сделал вид, что собирается уйти.
— Постой, — смилостивилась Юлька, — только дай слово, что никому не скажешь.
— Даю, — сразу согласился Антон, не позволив сорваться с языка Борькиному: «Честное слово — врать готовы». Некоторые Борькины добавления Антон часто использовал. Например — «Тише едешь — дальше будешь. От того места, куда едешь».
Юлька достала из кармана чертов палец.
— Вот, смотри.
Антон взял его в руки. Гладкий, приятный на ощупь. И просвечивал розовым.
— Здесь, в песке нашла.
— Сегодня? — Антон огорчился, но не подал вида.
— Ага. Стала куличики делать и зачерпнула в стакан.
Конечно, легко было и самому сообразить: ведь песок только привезли. А в свежем песке всегда можно что-нибудь найти.
Антон вертел чертов палец в руках. Действительно, палец. Мизинец. Только негнущийся… Окаменевшая ракушка, говорит дедушка. Когда-то, в доисторические времена, лежала на дне моря. То, что их сейчас находят в песке, в земле, подтверждает дедушкины слова о море — раньше оно покрывало всю поверхность суши.
— Юль, а Юль, — попросил он, — отдай его мне. У меня скоро рыбки будут. Аквариум. Я его на дно положу.
— Еще чего, — Юлька проворно выхватила у него находку. — Нашел дурочку.
Антон подумал: позже нужно будет в песке снова порыться. Не могла же Юлька весь перекопать. Вдруг там не один палец, а два. Или даже три.
— Пойду его домой отнесу, — сказала Юлька. — А то еще потеряю.
Антон проводил ее неодобрительным взглядом. Жадина.
Любочка ласково улыбалась, заглядывая ему в лицо. Улыбкой она напоминала бабу Лену, и глаза такие же бледно-голубые. Эта похожесть была Антону неприятна. Он Любочку втайне жалел: вон пальто какое обтрепанное. Они бедно живут. Мать у нее все время болеет.
— Антон, хочешь я тоже тебе кое-что покажу? — предложила Любочка.
— Конечно, — откликнулся он, радуясь возможности ответить ей участием и вниманием, хотя каждому понятно: что у нее может быть интересного?
Повела к забору, из-под которого земля палисадника чуть наползала на асфальт.
— Мы секрет сделали. Вот здесь, — присела и поскребла землю грязными, траурными, как сказала бы мама, ногтями.
В разрытой ямке блеснуло стекло. Любочка начала освобождать его, старательно протирать до полной прозрачности.
— Нравится?
— Ага, — кивнул он. — А какой фантик?
— Я такого никогда не встречала. Красивый-прекрасный. Конфета «Маска». Вот бы попробовать! Еще у меня «Снежок» остался. Хочешь, сделай себе секрет.
Все-таки она была очень добрая. Никто из девчонок просто так, задаром, не отдаст фантик. И можно было взять и этим доставить ей удовольствие. Но не хотелось копаться в земле, пачкать руки.
— Спасибо. Все равно стекла нет, — сказал он.
— Рядом с Германом знаешь сколько стекол!
— Лучше сама сделай, — посоветовал он. — У тебя хорошо получается…
Она поверила, опять опустилась на корточки и принялась зарывать старый секрет. Наблюдая за ней, он краем глаза уловил движение возле подъезда. И замер. Точно, вышел Сашка. Исподтишка озираясь, Антон стал подыскивать пути отступления.
— Пойду, что ли, к песочнице, может, еще один чертов палец найду, — не успев придумать ничего другого, второпях выдал он свой тайный план Любочке.
Сашка медленно и как бы в раздумье направился к ним. Бедная Любочка, которая только теперь его заметила, кинулась прикрывать секрет ладошками.
Но Сашка остановился, выставил ногу в новом блестящем ботинке и ею притопывал.
— Нужны вы мне больно, — презрительно скривился он.
Из подъезда показались его принаряженные отец и мать. На матери розовое платье, выглядывает из-под плаща. Антон помнил, как она пришла к ним с этим отрезом. («Надо сказать маме, чтоб не шила ей больше».) Отец в темно-коричневом пальто, при галстуке.
— Саша, пойдем, — позвали они от ворот.
— Я, если хотите знать, в гости к дяде еду. К летчику, — похвастался Сашка и побежал за родителями.
Напуганная Любочка приходила в себя. Антон ободряюще ей улыбнулся.
