– М–да, – причмокнул Артемий. – Помню, говорил, что твоё богатство не в деньгах, а в визитках…
– А теперь сам эти визитки раздаю, – похлопал Артемия по плечу епископ. – О чём говорили хоть, пока летели?
– Да так… Вспоминали всякое. О работе в основном. Семьи и дети не у всех есть…
– Боже, вот плоды хорошей школы. Людям по тридцать лет, а семей нет! Не люблю качественное образование, – иронично возмутился Евгений.
– Про голосования ещё говорили, самая животрепещущая тема. Никто и не догадывается о моём участие во всём этом…
– А о моём?
– Тем более. Удивятся, когда узнают, что ты войдёшь в Комиссию Федерации… Тебя точно допустят до культуры и образования?
– Знаешь, Тём, – улыбнулся Евгений для борзого ответа. – Когда я последний раз разговаривал с Божесовым, он мне сказал, что моё назначение так же верно, как то, что в гардеробе любой девушки есть бюстгалтер белого и красного цвета.
Клёнов поперхнулся, превратно понимая такой оборот речи будущего диктатора.
– Хах, Божесов, конечно, одиозная фигура, с ним никто не соскучится и точно избиратель поддержит… Его речь весьма своеобразна.
– Да… – задумчиво протянул Евгений на дифирамбы Артемия. – А Инга как?
– Просто прекрасно! Никакой разницы не увидел, – бодро проговорил Клёнов гораздо легче. – О её околополитической карьере тоже никто не знает.
– То есть сейчас она технически свободна от работы? – встрепенулся Евгений.
– Вроде да. Конечно, такому специалисту, – в этой характеристике всё равно чувствовалась внутренняя неприязнь Клёнова к Инге. – Уже предлагают работу по профилю, но она пока взяла перерыв. После таких событий не мудрено, «True liberals» арестовывали с помпой, да и судьба не была ясна…
– А она знает о моём участие в её освобождении?
– Нет. Мне говорили, что даже следователи удивились, когда им пришли бумаги из четырёх разных ведомств с приказом прекратить в её отношении все следственные действия. И в Генпрокуратуру материалы по ней отправить… Хорошо твоя Орлова постаралась!
– Нет, не она, – покачал головой епископ. – Оказывается, она забыла о ней совсем, а вот Божесов помнил… Так Инга не знает обо мне? – переспросил Князев.
– Да нет, нет.
– Ну, и правильно, – отвернулся от Клёнова епископ и мрачным взглядом посмотрел на дорогу…
***
Встреча проходила весело. Как и любая встреча старых знакомых, которых жизнь и собственные интеллектуальные способности раскидали в разные уголки, и только во время символического мероприятия внутри каждого мог проснуться настоящий юный школьник, не знающий проблем с начальством и самое главное со здоровьем (ах, как к тридцати годам начинает заботить вопрос вреда от сидячей работы). Словно на вечеринке в особняке Гэтсби около сорока человек заполнили всю виллу Евгения и беззаботно болтали, наслаждаясь чудесными видами на извилистое побережье и горы из освещённого огненными прожекторами сада, проходя вдоль длинных столов с белоснежными скатертями, на которых стояло множество закусок национальной кухни и неисчисляемое количество охлаждённых провансальских вин. Вспоминали прошлые события, прочно оставшиеся в коллективной памяти, обсуждали судьбы, не забывали об успехах и неудачах, смеялись над жизнью, российской политикой и просто забавными ситуациями из публичной и историями из собственной жизни.
– Я с помощью мер господдержки увеличил производство, – хвастался Буднин, одетый в какую–то безумную по своей экстравагантности одежду. – Теперь, благодаря правительственным программам, мой хлеб можно будет купить в любом городе!
– Жаль, что только членам правительства этот хлеб по карману, – шепнул не без удовольствия Клёнов Евгению.
– О, эти шутки никогда не устареют, – радостно скорчил гримасу епископ и чокнулся бокалами с Артемием. – За Буднина и его экологически чистый хлеб!
Они стояли чуть поодаль от остальных, на лестнице у террасы замка. Собачка Франя, стоящая у ног Евгения, безумными глазами смотрела на гостей, порываясь сорваться и перекусать всех топчущих газоны её владений, но натренированная епископом выдержка и собачье самоуважение оставляли её безмолвной созерцательницей происходящего беспредела.
