имени. ─ Как дела на работе?
Я краснею при слове «работа» и отвожу глаза от Мози.
─ Пап, ты же знаешь, на работе все хорошо. Просто пытаюсь заставить себя работать
как можно больше, чтобы не потерять дом.
Это звучит черство, но я не это имела виду. Не их вина, что они потеряли работу или то, что они стали жертвами ипотечного пузыря. Мои родители трудолюбивые и честные люди.
─ Ты усердно работаешь, моя дорогая. Я не знаю, чтобы мы без тебя делали, ─ говорит
он искренне, откусывая большой кусок тоста из ржаного хлеба с маслом.
В след за этим, вниз спускается моя мама, в бигудях и халате. Она визжит, когда видит
меня и моментально начинает суетиться между мной и братом.
─ Я напеку блинов, ─ говорит она, убирая волосы с моего лица, пока стоит сзади. Она с
подозрением смотрит на Мози и, наверное, так и должно быть. Я тоже с подозрением
отношусь к нему. Какого черта он приехал так далеко, чтобы помочь мне и моей семье?
─ Мам, Мози здесь, чтобы помочь нам. Если мы проиграем дело в суде, он поможет
нам, ну ты понимаешь, с мебелью и другими тяжелыми вещами, ─ кусая тост, который папа
поставил на мою тарелку.
─ Сильный, ─ говорит мам, похлопывая по собственным дряблым трицепсам.
Пантомима, является основной формой общения моей мамы, за исключением моментов, когда
она кричит на папу на русском языке. Лекси и я никогда не пытались по-настоящему выучить
этот язык, кроме быстрого «Спасибо» и торопливого «Прииивеет», чтобы говорить это нашим
бабушкам и дедушкам. Типичные, ленивые, американские дети. Всегда полагающиеся только
на английский. Это то, в чем обвинял нас мой дедушка, в то время как бабушка, пыталась
научить нас фразам на русском, если нам все же придется вернуться в «старый мир». Но Лекс
и я всегда предпочитали американские мультики и поп культуру ─ странным «Русским
танцам» ежемесячно спонсируемых главой местного русского культурного центра Owl’s Club.
Моя семья часто обвиняет меня в том, что я не поддерживаю свои русские корни. Эти
обвинения достигли своего пика в старшей школе, когда я поменяла фамилию с Фильченкова
на Финч, и начала называть себя Ланой. Первым изменил фамилию мой дядя, и сразу за ним я
сделала то же самое. Теперь и я и Лекси ─ Финч, и нашим родителям абсолютно ненавистно
это.
Но я отношусь к этому так ─ мы родились и выросли в этой стране, поэтому они не
могут влиять на наши чувства и преданность к ней. Я никогда не была в России и скорее всего, никогда не смогу себе это позволить. Этнически я русская на столько, насколько это возможно, но я девочка из города мотоциклов, у которой этот город в сердце. Мне нравится то, какая я, и
не за что на свете я не поменяю это. Но сменив фамилию, мне стало легче жить. И это
снижает эффект дерьма с осуждением. Так что я Финч, нравится им это или нет.
Двумя часами позже, мы свалили на машине Алексея, в сопровождении сотни
свернутых Детройтских газет. Мы позволили родителям вернуться ко сну, пообещав
справиться с рутиной, но теперь у меня закрываются глаза и начинается дождь.
─ Кофе, товарищи? - спрашивает Лекси, заводя машину и выезжая с нашей подъездной
дорожки. Наш дом выглядит так, словно сейчас рухнет. Краска с фасада почти полностью
облупилась. Когда то он был красивого бледно голубого цвета, но теперь он как старая серая
птица, у которой линяют перья. Но я здесь выросла и это единственная крыша над головой
моих родителей. Я громко вздыхаю и Мози, перегнувшись через сидение, сжимает мое колено
в джинсах.
Я удивленно смотрю на него, а он улыбается мне, сквозь свои длинные, темные
ресницы.
─ Это весело! Я действительно рад, что приехал, Свэт Лана.
Я подхватываю свернутую газету и бросаю ему в голову. Но его маленькое
прикосновение заставляет меня начать думать о всех тех неприличных вещах, которые я
хотела бы с ним проделать, если бы мы не были разделены возрастом, моей работой или моей
связью с Pathways.
Мы разбросали большинство газет, и у Мози это хорошо получается. Оказывается, он
не только сильный, но у него еще хорошо накаченные руки. Я передаю ему газеты с заднего
сидения, а Лекси медленно, но верно ведет машину, пытаясь избежать остановок. Мы
