– Ты слышал сам, – досадливо отозвался Йехар. – И что же там будет, о чем нам следует знать?
– Кроме спиритской кухни, от которой вы наверняка придете в восторг и забудете, о чем я вас предупреждал? Да почти ни о чем! А-а, только вот мелочишка, что нас постараются отравить десятком разных способов – ну, это ж не в счет, нет?
Йехар стал и вовсе мрачнее тучи. С некоторых пор, а точнее, после первого нашего призыва, любое слово на «отр» вызывало у рыцаря неадекватную реакцию. Бо испуганно прижала палец к губам и жалобно захлопала глазами.
– Это зачем? – прохныкала она. – И кто? И за что?
– Да все, - небрежно отозвался Эдмус и все же запустил кочергой в дверь, из которой высовывалось уже какое-то подслушивающее устройство. – Приближенные герцога, и те, кто против герцога, и те, кто в чем-то нас заподозрил, и те, кто боится, чтобы мы не заподозрили их… словом, все. А за что… ну, было б, за что – нас бы на месте поубивали, а так отравят потихоньку, чтобы мы… м-м… не расслаблялись. Меня с вами за компанию, как свидетеля… ну, как вам наш Город? Правда, интересный?
– Но… что же делать? – заныла Бо. – А вдруг у них какие-нибудь страшные яды, и после смерти я буду некрасивой? А если я буду плохо смотреться в гробу, а вдруг я от них потолстею, или облысею, например?
Йехар обвел усталым взором общую панораму: мое растерянное лицо, скучающую физиономию Эдмуса, жалостную Бо – и остановил взгляд на алхимике, который чуть ли не подпрыгивал на месте и был похож на отличника в классе, который единственный знает правильный ответ. Казалось, Веслав сейчас вытянет руку и заканючит правильным голоском: «Ну, Йехар Глэрионович, ну, вызовите меня, пожалуйста…»
Рыцарь тяжело вздохнул.
– Мы в жизни не могли подумать, что скажем это, – пробормотал он. – Ну, хорошо. Развлекайся… но помни: без смертей.
Алхимик просиял, насколько возможно просиять при непрекращающемся нервном тике, и принялся торопливо опорожнять содержимое своих карманов на ближайший стол.
– Я думаю применить базовый антидот, – начал он деловито, излучая всем видом довольство тем, что оказался, наконец, в родной стихии. – Для профилактики, как понимаете: это нейтрализует абсолютное большинство ядов. Но на тот случай, если они применят что-нибудь посерьезнее, вроде тонких, избирательно действующих, или нейротоксинов, – хотя я уверен, что до такого они не додумаются – надо бы еще не забыть вот этот миленький эликсирчик, который связывает большинство соединений…
Оставалось надеяться, что занудство алхимика не убьет нас еще до начала пира.
* * *
К пиру мы, что называется, были «готовы». Во всех смыслах, особенно в моральном. Бо честно призналась, что предпочтет быть отравленной и помереть мучительной смертью, ибо когда на Веслава находил профессиональный зуд… После пятой минуты Эдмус убрал трещотки от слуховых ходов и перестал швыряться чем попало в дверь, мотивируя это тем, что «а пусть помучаются, все равно ничего не поймут». Так что когда мы в полной боевой готовности шествовали к пиршественному залу, нам вслед летели злобные взгляды статуй, картин и прочих предметов интерьера.
– Я не уверена, что смогу есть, – призналась я шепотом по пути. – Во мне столько всего булькает… Весл, ты уверен, что все вот это не опасно?
– На дурные вопросы не отвечаю! – привычно хмыкнул в ответ магистр. – Ну, правда, если там не будет никаких ядов – ваша участь… шутка! Шутка!
Вот после этого мы действительно были готовы ко всему. И к виду пиршественного зала, который оказался простой круглой комнатой без мебели. Даже без стола, так что пришлось садиться на пол. И к тому, что блюда подаются с потолка посредством стихии воздуха. И что напитки разливаются по грубым деревянным чашам тоже с немалой высоты, и как здешние виночерпии умудрялись попадать струей в кубок с такого расстояния – не постигаю. Это можно было списать разве что на зрение спиритов.
К приветствию здешней элиты мы тоже себя морально подготовили. В зале скопилось спиритов пятьдесят, и ни один не соизволил нам кивнуть или улыбнуться. На Эдмуса вообще смотрели, как на холерную бациллу, особенно отличался Д`Каас. Мы же были величинами неизвестными, поэтому, несмотря на то, что на лицах местной знати лежала обычная здесь суровость, открытой неприязни к нам пока никто не проявлял.
