- Я смотрю, ты с соседями живешь в мире и согласии... Может, это они и вредят?
- Угу, а год что делали? Копили силы и подсчитывали моральный ущерб?
- Да, у нас так скоро весь дом будет ходить в подозреваемых. Тебе торт положить?
- Нет, не хочу.
- Вот и хорошо, мне больше достанется. Не может эта вся фигня быть связана с твоей семьей?
Алена тяжело вздохнула и мрачно уставилась в недра чашки, как будто хотела там утопиться.
- Не знаю. Ты-то откуда раскопал про мою семью?!
- А, значит, Инка тоже уже порылась... Ален, ты мою специальность помнишь? А теперь учти, что у сестренки появляется новая лучшая подруга. Неужели думаешь, не полюбопытствовал, кто ты и откуда?
Ей было даже немного непривычно видеть Женьку настолько серьезным. Обычно он не снимал маску оболтуса, потому, когда во взгляде и движениях проскакивало что-то от мужа, а не мальчика, это обескураживало.
- Все помню и понимаю, - пить чай расхотелось, поэтому девушка теперь развлекалась тем, что гоняла ложечкой маленький разлохматившийся листик заварки.
- Не может это быть как-то связано с наследством? - не хотелось лезть в не свои дела, но и разобраться с проблемами следовало, как можно скорее. Не нравилась ему эта озабоченная складочка между бровями Алены.
- Я исключена из списка наследников.
- Даже так... Причиной поделишься?
- Непреодолимые противоречия, - Герман ответила ему той самой профессиональной улыбкой, которую Женька терпеть не мог. - На принадлежащие мне акции семейного бизнеса у отца генеральная доверенность, так что, фактически, они не мои.
- А много акций?
- Пять процентов.
Женька присвистнул. Сама по себе цифра была, вроде, и не впечатляющей, но если вспомнить, что в состав предприятия, принадлежащего её отцу, входит компания по продаже леса и сеть автосалонов, причем не только на территории Дальнего Востока, но и на Европейской территории России...
- А папа всех детей так щедро одарил?
- Нет. Только меня. Несколько лет назад была реорганизация предприятия, юридически начинали с чистого листа. Естественно, отец не хотел, чтобы кто-то неугодный мог влиять на решения, а переписывать почти все на себя... Чревато - у некоторых госструктур могут возникнуть вопросы и претензии. А из детей совершеннолетней к тому моменту была только я.
- Понятно...
На самом деле, как раз ясности не было. Смысл пытаться сделать все сейчас, если акции все равно в руках её родителя?
- Так что, если все идет оттуда, то причин я не знаю, даже догадок никаких нет.
- А свадьба сестры? Не мог отец пообещать ей в качестве подарка долю акций?
- Через полгода после того, как уехала, я написала на него дарственную. Обратно она пришла разорванная, в том же конверте лежала генеральная доверенность. Если отцу нужны эти акции, он получит их уже завтра, - Алена сильно, так, что посуда на столе звякнула, а в вазе испуганно затряслись тюльпаны, оттолкнулась от столешницы и встала.
- Зачем? - Женька внимательно наблюдал за её движения, пытаясь понять мотивы её поступков. Пока почему-то не получалось - то ли мозгоправ из него аховый, то ли сама Алена поступала абсолютно нелогично. - Ты такая бессреберница, что готова все отдать? Не верю.
- Жень... - девушка набрала воздуха в грудь, чтобы что-то сказать, но на пару секунд замолчала, только резко, со свистом выдохнула. - Скажем так, ничего хорошего мне большие деньги не принесли. И без них вполне проживу.
- Можешь мне сказать одну вещь?
- Спрашивай, я подумаю, - блин, а ведь она могла поспорить, что знает, каким будет вопрос.
- Кто тебя подсадил на наркоту?
Не то, чтобы для Власова этот вопрос был принципиальным, но все-таки хотелось узнать. А узнав, не просто морду набить, а разнести до кровавой квашни, чтобы вместо лица осталось месиво.
Он не раз видел, что дурь делает с человеком, как от неё деградируют, но не мог связать эти картинки и Алену. Она же, действительно, сильный человечек, таких трудно заставить делать что-то против их воли.
- Никто. Потому что подсадить можно, только если человек связан по рукам и ногам, а ему насильно вводят наркотик, пока не появится зависимость. Все остальное - собственная глупость и безволие. И неумение вовремя остановиться, - она отвернулась, не желая смотреть сейчас на друга. Потому что было стыдно за то, какой изнеженной идиоткой была. Думала, что все делается для неё и ради неё.