А ещё, как ни старалась не думать об этом, тосковала по отцу. Сильно, до скрежета зубов и ломоты в висках.
По жесткому и иногда жестокому, гордому и несгибаемому человеку, который привык контролировать всех и вся.
Любимому папе, учившему играть в шахматы, запускать воздушного змея и ловить рыбу.
Тому, кто оставил без денег, заблокировав после её отъезда все счета, им же самим и открытые.
И от которого в каждый день рождения, проведенный не с семьей, ей приходил букет бледно-кремовых ирисов, любимых цветов Алены. Там не было записки, но девушка даже не знала, а чувствовала, от кого они. Это была их общая тайна, один из многих секретов, о которых никому не было известно.
Прикинув, который час, она отказалась от мысли позвонить маме. Во Владивостоке сейчас половина шестого утра, не лучшее время для попытки узнать, как у них там дела.
Вытираясь после душа, девушка пыталась понять, как ей сейчас разговаривать с Женькой. Вроде, ничего не поменялось, они все те же друзья (тот вопрос и недоверие она ему все-таки простила, хотя, исходя из женской натуры, никогда не забудет), но нахождение в одном жизненном пространстве... И ведь, случись такое вчера, реакция была бы другой. А сегодня, после того разговора, да и вообще после обдумывания некоторых вещей, все виделось уже несколько иначе.
Вытерев полотенцем запотевшее от горячей воды зеркало, Алена показала язык отражению и, натянув свободные домашние брюки и майку, тихонько вышла в коридор. К её удивлению, Власов с кем-то говорил в прихожей, но рассмотреть гостя не получалось - дверь ванной комнаты располагалась за углом коридора.
- ... зайду завтра, - пробубнил мужской голос, после чего дверь закрылась.
- Ну, попробуй, - это уже тихий Женькин голос. Но визитер его уже не слышал, так что напутствие, в котором почему-то не было доброжелательности, осталось безответным.
- Кто это был? - Алена подошла ближе, не совсем понимая, почему друг так недовольно на неё смотрит.
- Это твой тот самый замечательный. За солью заходил, - парень внимательно осмотрел её с головы до видневшихся из-под серой ткани брюк аккуратных ступней. Почему-то больше всего привлекали внимание накрашенные темно-фиолетовым лаком ногти на ногах и мокрые встрепанные волосы. Ну, это помимо бледности, от которой смуглая кожа приобрела нездоровый желтоватый оттенок.
Вот не понимал он стремления Герман к неформальному виду. Зачем все эти многочисленные кожаные браслеты и феньки, мешковатые брюки и мужского кроя майки? Хотя, как раз последнее ей очень даже шло, подчеркивая спортивную фигуру.
- В десять часов вечера?
- Я ему тоже сказал, что соленое есть вообще вредно, а на ночь - особенно. Тапки надень, чего босиком стоишь, пол холодный, - Власов подтолкнул в её сторону нечто мохнатое серо-коричневого цвета с глазами-пуговицами. Ещё одна непонятка - то выглядит и ведет себя, как пацанка, то это меховое безобразие.
- Угу. Ванная свободна, сейчас дам тебе полотенце, - Алена, встретившись с каким-то странным взглядом друга, вопросительно вскинула брови, но тот отрицательно качнул головой. - Извини, развлекать не могу, с ног падаю. Где тут что лежит, знаешь. Если что-то не найдешь, буди.
- Понял уже. Иди спать, найду, чем себя развлечь, - Женька положил ладонь на теплое плечо и слегка подтолкнул девушку в сторону комнаты. - Захочешь поговорить или станет страшно - стучи в стенку.
- Угу, вспомним пионерский лагерь. Спокойной ночи, - пожелание получилось немного неразборчивым из-за подавленного зевка.
- Брысь в кровать.
- До завтра.
Власов ещё раз осмотрел предложенное ему ложе и хмыкнул. Да уж, оставаясь на ночь у девушки, на надувном матрасе он ещё ни разу не спал. Хотя, не так - не у девушки, а у друга.
Блин, а ведь, когда из ванной вышла, мысли все равно скакнули в неправильном направлении. Она тоже странная, неужели его совсем за лицо противоположного пола не считает, что выбежала в белой майке на мокрое голое тело? Нет, конечно, с точки зрения ситуации, все очень даже правильно, в конце концов, он молодой здоровый мужик, но вот применительно к Алене...
