— Эта Браше просто замечательная женщина. Вы сделали правильный выбор, Бофор. Она очень проста, как мужчина!
Бертоно умел оценивать женщин и подчеркивать их лучшие качества.
Он также умел оценивать обстановку. Он размышлял над проблемой границ. А рассматривал ли Бофор трудности, которые могут возникнуть на границах?
— Вы должны были предусмотреть и то, что, когда закон вступит в силу, эти подлецы в возрасте семидесяти лет, а может, и раньше, постараются скрыться. Они захотят укрыться за границей. Конечно, после того, как мы отвернулись от Европейского сообщества, мы восстановили пограничные посты. Но граница — это швейцарский сыр с дырками.
— А, бегство этих седовласых… Я думал об этом. Управиться с этим будет не так-то просто. Придется усиливать пограничную службу, создавать специальные подразделения, с собаками и прочим… Значит, надо будет укреплять и развивать традиционные средства охраны границ. Однако я полагаю, что лучшим решением будет воздействие на истоки: финансовая или уголовная ответственность семьи беглецов… Мне кажется, что надо пойти именно этим путем. Мы обдумываем это. Но в любом случае нерешенным останется вопрос с одинокими дезертирами. На этом наши трудности не закончатся. Люди на все готовы пойти, лишь бы спасти свою шкуру. Даже если она уже потертая.
Кузен Макс почти ежедневно встречался со своим министром: вопросы с женщинами, беглецами, «Центрами перехода», границами не давали ему времени перевести дух. В себя он приходил лишь поздно вечером в «Регалти», где вводил меня в курс дела о ходе работ и внимательно изучал мою реакцию.
— Кроме того, хотя точно пока сказать нельзя, «Семьдесят два» произведет переворот в мире труда. Некоторые профессии если не исчезнут совсем, то уж, во всяком случае, придут в упадок. Я говорю о кормилицах стариков, сиделках, медсестрах, работающих в геронтологии. Другие профессии станут очень востребованными, поскольку придется увеличивать численность пограничной службы, открывать «Центры перехода». Я предвижу взрыв в сфере услуг: все молодые пенсионеры захотят насладиться жизнью, они дадут работу агентствам путешествий, клубам отдыха и еще не знаю чего. Не говоря уже о новых профессиях, которые породит через пару поколений «Семьдесят два». Например? Пока я это себе еще недостаточно четко представляю, но мне уже думается, что нам понадобятся что-то вроде разведывательных агентств. Для чего? Чтобы разыскивать отказников. Их будет много, увидишь, по крайней мере вначале, пока все не свыкнутся с системой. Отправлять за ними жандармов — дохлое дело. Я предпочитаю более незаметное вмешательство гражданских служб. Ты мог бы стать, по моему мнению, агентом разведки… или охотником за премией, как тебе больше нравится. Ты ведь не думаешь оставаться продавцом телефонных аксессуаров до конца своей жизни? Не сердись, работы хватит всем. Ах, счастливая молодежь!
Я и не сердился, продолжал пока продавать мою мишуру, выпивать с приятелями из «Регалти», читать газеты, которые начали сгущать краски. Браше держала слово. Никто не знал, как ей это удавалось, но фактом оставалось то, что стариков продолжали развенчивать. С плакатов они уже не улыбались, даже щербатыми улыбками, а просто гримасничали. В телевизионных передачах им уже отводилась роль помех, и постоянно прокручивались ролики, в которых, несмотря на весь макиавеллизм мадам Браше, не было еще понятно, на какой стадии находится эта реклама: на первой или уже на второй. Как, например, ролик, где дед с палкой в руке гоняется за внуком, у которого за щекой лежит сладкая конфета. Мальчик прячется в шкаф, откуда своим смачным посасыванием конфеты — ммм! — и блестящими губами приводит старика в бешенство.
Или ролик, где пожилая и явно ревнивая соседка, пользуясь отлучкой молодой и красивой героини, с глумливым сарказмом насмехается над грязным полом красивого салона. Но молодая героиня не обращает на это внимания. Своим пылесосом «Стар» она за несколько секунд наводит в доме чистоту. Из-за забора выглядывает кислая рожа старухи!
Газеты стали соперничать друг с другом в разоблачении правонарушений, которые газета «Канар» охарактеризовала как «старческие преступления». Остальные газеты изрядно расстроились, но вынуждены были пользоваться этим определением в своих материалах.
