Наташе было не по себе. Она кивнула в сторону маленькой соседней комнатки, подразумевая, что может сделать это только в одиночестве. Там она огляделась, ища, куда бы пристроиться, но, как всегда, все было завалено пакетами с платьями и туфлями. Она сдвинула со стула стопку модных журналов, присела к столу и, глубоко вздохнув, взглянула на номер, записанный на клочке бумаги, нажала кнопки, чтобы скрыть свой номер, и набрала нужные цифры.
«Алло, это Кати, — зазвучала запись на том конце линии. — Сейчас я не могу взять трубку, поэтому, пожалуйста, оставьте ваше сообщение после гудка».
Наташа со вздохом облегчения повесила трубку, слава богу, не пришлось затевать разговор, который они со Стефани продумали заранее: «Здрасте, я из отдела поставки ветеринарных препаратов и пытаюсь разыскать мистера Джеймса Мортимера. В ветклинике мне дали этот номер». «К.», вероятно, ответит: «Ох нет, это Кати» (как теперь стало ясно) — и, возможно, назовет свою фамилию и, может быть, предложит передать информацию Джеймсу или даст номер его телефона. После чего Наташа должна была вежливо с ней проститься. Ну что же, ее имя, по крайней мере, известно, значит, полдела сделано.
— Ну? — спросила Стефани, заглядывая в комнату.
— Ее зовут Кати, — пожала плечами Наташа. — Я с ней не разговаривала, сработал автоответчик.
— Ну и что можешь сказать по голосу? Молодая она? Старая? — Стефани бросилась на стоявший в углу комнаты диван.
— Да трудно сказать. Вроде еще молодая, — нервно проговорила Наташа.
— Сколько ей, по-твоему? Тридцать два? Пятнадцать?
— Не знаю, просто… не старая.
Стефани закатила глаза.
— Акцент какой-нибудь?
— Господи, я правда не знаю. Обыкновенно она говорит.
— Обыкновенно как южанка или как северянка? Или шотландка?
Наташа вздохнула:
— Просто обыкновенно. Слушай, сама ей позвони. У нее, скорее всего, отключен телефон. Послушай автоответчик и реши, как кто она говорит.
— А если она снимет трубку?
— Не снимет.
— Но если?..
— Тогда ты повесишь. Давай. — Она сняла трубку и, снова набрав номер, протянула трубку Стефани, которая взяла ее осторожно, точно бомбу, и отвела подальше от уха. — Слушай же! — прошипела Наташа.
Стефани приблизила трубку к уху как раз в тот момент, когда в ней снова зазвучал голос Кати. Стефани закрыла глаза и напряженно прислушалась, словно голос мог помочь ей представить всю женщину целиком. Когда голос смолк, она быстро положила трубку и подавленно откинулась на спинку дивана.
— Ну что? — спросила Наташа.
— Говорит как обычная женщина, — промолвила Стефани и потерла глаза тыльной стороной кисти.
— И что ты собираешься теперь делать?
Стефани бросила взгляд на часы:
— Мы опаздываем к Меридит. Надо ехать.
Меридит Барнард, престарелая звезда мыльных опер (гибель в авиакатастрофе мужа, два неудачных романа — один из них с мужчиной, который впоследствии оказался ее сводным братом, тюремный срок за нанесение телесных повреждений — все это имело место в ее экранной жизни), была не в настроении примерять платья для церемонии вручения премий. Она сердилась на Стефани, которая опоздала и была рассеянна, и не пыталась это скрыть. В привезенных ей платьях она, по ее словам, выглядела мужиковатой. Стефани и Наташа обхаживали и умасливали ее как могли, но она не поддавалась и напрочь отказалась дать надеть на себя красное платье с облегающим корсажем и подолом «рыбий хвост». Дело в том, думала Стефани с жалостью к актрисе, несмотря на ее грубости, что она и в самом деле выглядит мужиковатой. Причем в любом платье. Но она сама пожелала сделать свой имидж более женственным. Если бы Стефани и Наташа действовали по своему усмотрению, они бы предложили ей жакет и черные свободные брюки в духе Марлен Дитрих.
— Вы ничего не поняли, — обидчиво восклицала кинодива. — Если бы я хотела походить на Ширли Басси, я бы так прямо и сказала.
Стефани едва не ответила, что, будь у Меридит хоть малейший шанс выглядеть хоть вполовину так чудесно, как Ширли Басси, все сочли бы это настоящим волшебством.
— Я просто хотела подчеркнуть ваши формы. Они у вас потрясающие, — сказала она вместо этого. «Их слишком много, и все не в тех местах, где нужно», — подумала она злорадно и едва не прыснула.
