— Ну вот, теперь другое дело. Исполняйте.
На складе, пока нагружали машину, Маркушин ходил вокруг, поглядывал на рессоры и ворчал:
— Разве так грузят? Машина не телега, — и принимался сам размещать ящики в кузове.
Потом он нырнул под машину, что-то ощупал там, постучал и опять забубнил:
— Нагрузят, точно верблюда. Рады стараться. А если лопнут рессоры?
— Что, перегрузили? — встревожился сопровождающий, парень с расплывчатым круглым лицом, укутанный в полушубок и тулуп. Маркушин, прищурившись, покусал нижнюю губу, ударил каблуком в шину.
— А много еще?
— Три ящика.
— Ничего себе! — воскликнул Маркушин. — Хорошо еще не пять. Три, пожалуй, увезем.
Километров пятнадцать ехали лесом. Дорога шла просекой; две темные глубокие колеи, разделенные белым гребнем, уползали змейками вдаль и внезапно исчезали за поворотом. Справа и слева дороги стеной стоял сосновый бор. По верхушкам стройных сосен изредка пробегал ветер, раскачивал их, и тогда меж деревьев и над просекой начинали метаться растрепанные снежные космы. Сухой колкий снег, словно тусклая металлическая стружка, тяжело кружился в воздухе и со звоном осыпался на капот и стекла кабины.
— В поле наверняка метет, а у меня цепи на колесах ненадежные, — проговорил вслух Маркушин.
Дремавший сопровождающий приоткрыл глаза и равнодушно промычал:
— Ничего, доедем, — и снова спрятал пухлый подбородок в шалевый кудлатый воротник тулупа.
— Доедешь! — недоброжелательно протянул Маркушин. — Видно, специалист по доезжанию…
Сжав губы и навалившись грудью на баранку, Маркушин зорко поглядывал вперед.
Проехали лес, и ветер сразу со всех сторон навалился на машину, забил смотровое стекло снегом. «Дворник», до этого легко бегавший туда-сюда по стеклу, замедлил движение, тяжело, рывками сдвигая маленькие сугробики. Снег валил все гуще и гуще. Маркушин, ворчавший всю дорогу по разным, мелочам, теперь молчал. Он весь собрался, напрягся, вытянув голову вперед и крепко охватив руками баранку. Когда «дворник», не в силах сдвинуть к краю толстый слой снега, спотыкался и начинал дрожать на месте, Маркушин останавливал грузовик, выскакивал из кабины и очищал стекло рукавицей.
Метель разгулялась на славу. Ехать становилось все труднее и труднее. Машина натруженно урчала, преодолевая наносы. Маркушина точно подменили: он действовал молча, уверенно, спокойно. Когда грузовик, застревая в сугробах, начинал буксовать, шофер включал «задний ход», отъезжал немного и тут же набрасывался на снежный холм, с ходу преодолевая препятствие.
На правом заднем колесе лопнула цепь и звякала, ударяясь в днище кузова. Маркушин снял ее, бросил в кабину.
Все чаще машина застревала в снегу. То и дело приходилось выскакивать из кабины и браться за лопату. Маркушин яростно разбрасывал по сторонам снег, прокладывая широкий проход, нырял под кузов, действовал лопатой полулежа и, раскрасневшийся, снова садился за руль.
Сопровождающий изредка открывал глаза, дремотно поводил зрачками и снова прятался в воротник.
А снег все валил и валил. Ветер трубил, развевая белые полотнища.
— Замерзнешь, сидя, князь! Есть еще лопата, — сказал Маркушин сопровождающему, когда машина вылезла из очередного сугроба. Сопровождающий шмыгнул носом, но даже глаз не открыл, Маркушин спустил боковое стекло и громко демонстративно плюнул наружу.
Дорога поднялась на небольшой холм. Впереди неясно зачернел лес.
— По лесу поедем веселее, — приоткрыв глаза, оживился сопровождающий.
— Спишь и видишь, — пробубнил Маркушин.
Не доехав до лесу километра, машина, преодолевая пологий овраг, прочно села в большом сугробе. Маркушин вылез из кабины и ушел вперед на разведку, прикрывая лицо рукавом ватника. Вернулся белый и заиндевевший, как дед-мороз. Мокрое лицо его обрамляла белая овальная рамка из козырька и наушников шапки, завязанных под подбородком.
— Сели на мель основательно, — сказал он. — А ну-ка, привстань, княже.
Сопровождающий наклонился вперед, приподнялся. Шофер вытащил из-под сиденья топор и веревку.
— Сиди тут да смотри, чтобы мотор не заглох. Я — в лес, за ветками.
Маркушин захлопнул дверцу и, согнувшись, отворачивая лицо от ветра, пошел.
