Дорогой чести - страница 18

— Да, конденсатор — ерунда. Поставил запасной и тоже ерунда.

— Действительно, ерунда, — рассмеялся Маркушин.

— Тут и ехать-то осталось всего ничего. У тебя нет запасного? Приедем, я верну. Выручи, а?

Иван почесал за ухом. Он только недавно получил запасной комплект, в том числе и пару конденсаторов. «То-то, брат, — про себя подумал Иван, с наслаждением любуясь невзрачным видом уставшего и промерзшего ефрейтора, — пришлось и тебе просить помощь. Так и быть, дам конденсатор, хотя мог бы и не дать».

— Надо посмотреть, — весело сказал Маркушин. Он встал на подножку и повернулся спиной к ефрейтору. — Ну-ка, княже, привстань, — обратился он к сопровождающему. Приподняв сиденье, Маркушин нащупал конденсатор — холодный, гладкий, и вдруг отдернул руку. «А что, если не дать? — мелькнула мысль. — Нету и — все! Он здесь… А я с Верой…» — подумал Иван. Шапка съехала ему на глаза, Иван потянулся поправить ее и больно прищемил сиденьем руку.

— Ух, сидишь, черт бы тебя побрал! — закричал Маркушин сопровождающему. Ожесточая себя, Иван пуще прежнего загремел инструментами. — Конденсатор, конденсатор, — ворчал он. — Головой надо думать. Нету у меня запасного. На складе запасные, а я не склад. Понял?!

Криком и руганью прикрывая свою растерянность и смущение, Маркушин опустил сиденье, сел за руль и захлопнул дверцу. Машина рванулась с места, обдав Копылова дымом, скрылась в снежном вихре.

Маркушин бешено гнал машину, словно хотел убежать от самого себя. Он понимал, что поступает гадко, и лихорадочно придумывал равные причины и отговорки, которыми можно было бы оправдать себя перед собой же. Но как бы и чем бы не убеждал себя матрос, чувство досады не уменьшалось.

— Могли бы на буксир взять, если конденсатора нет, — тихо сказал сопровождающий.

— А чего ты раньше молчал! Сидишь тут для мебели! Буксир, буксир! — заорал Маркушин и вдруг ему стало легче. Мгновенно нашелся единственно правильный выход. Иван глубоко передохнул и резко затормозил.

— Слазь! — закричал он сопровождающему и, выскочив из кабины, сбросил сиденье на снег. Конденсатор лежал на виду. Маркушин схватил его, крепко зажал в руках и, не говоря ни слова, побежал назад по дороге. Задыхаясь и падая, он бежал почти полчаса, и все-таки грузовик Копылова вырос перед ним неожиданно. Петр, засунув голову под капот, копался в моторе.

Маркушин дернул ефрейтора за полу шинели и протянул конденсатор.

Копылов повернулся и посмотрел на Ивана: от одежды матроса шел пар, на ладони протянутой руки лежал конденсатор. Ефрейтор хотел что-то сказать, но не сказал; он взял конденсатор так спокойно, словно из собственного кармана, и снова засунул голову под капот.

Маркушин с минуту виновато потоптался на месте, потом махнул рукой и побежал обратно. Еще не добежав до своей машины, он услышал позади шум мотора.

На подножке своей машины Маркушин передохнул, поглядывая назад и прислушиваясь. И когда из-за поворота показались оранжевые пятна зажженных фар, он вскочил в кабину и плавно тронул машину с места.

Не останавливаясь, он приоткрыл дверцу и еще раз посмотрел назад: грузовик Копылова шел следом. Маркушин прибавил скорость, откинулся на спинку сиденья и неожиданно запел какую-то веселую песню. Сопровождающий недоуменно посмотрел на шофера. А тот пел и пел, до хрипоты надрывая глотку. И хотя пел Маркушин плохо, но в голосе его звучала настоящая большая радость.

Прямо с поезда, оставив чемодан в вокзальной камере хранения, я побежал в зоопарк. Волнение охватило меня, когда я увидел зеленые ворота зверинца. Минуя вольеры с жирафами и зебрами, я бежал все дальше и дальше. Смотритель зоопарка едва поспевал за мной.

— Ваш Владыка — лучший медведь нашего зоопарка, но теперь он уже не тот, каким вы подарили его нам, — задыхаясь от быстрой ходьбы, говорил он.

Но я не слушал.

…И вот я у клетки белого медведя.

— Владыка, здравствуй, друг! — взволнованно приветствую я медведя. Но он не обращает на меня внимания и продолжает горделиво расхаживать вокруг бетонного бассейна с водой.

Обидно мне стало.

— Что же ты не узнал меня, Владыка? — укоризненно сказал я и бросил медведю два яблока. Владыка с аппетитом съел гостинцы, искоса взглянул на меня и снова отвернулся. Да, не признал! А было время, когда он бежал ко мне на зов, лизал руки, ласкался. Тогда он и ходить-то не умел как следует — маленьким был, неуклюжим, беспомощным.