Она отсоединилась.
— Мне пора, — я посмотрела на парня.
Вот сейчас он спросит, где я остановилась, и попросит у меня номер телефона. Он в целом прикольный. Я бы с ним еще пообщалась.
— Да? Уже? Ну иди, раз надо, — ответил Артур, по-прежнему не отрывая взгляда от монитора.
Я почувствовала себя так, словно на меня выплеснули ведро холодной воды, а затем выставили на мороз. Это вполне нормально, что Артур не интересует меня как парень, но то, что я не интересую его как девушка, что ни говори, задевало. Зачем, спрашивается, было плести про русалочьи глаза и отвешивать прочие неискренние комплименты? Может, у них, у рижан, так принято? Тогда у меня есть для него плохая новость: я-то вовсе не рижская девушка и терпеть подобное не собираюсь!
— Спасибо за историю. — Я натянула дубленку, затем открыла сумку, достала из кошелька двадцать лат и бросила перед ним на стол. — Вот, за чай и штрудель.
— Эй, Марина, ты что?
Он вскочил, но я, не слушая, уже выбежала вон.
Глава 6 Предновогодняя лихорадка
Деревянная, с металлическими полосами дверь даже на вид была такой тяжелой, что справиться с ней не представлялось возможным. Да я бы, честно говоря, и не пыталась. Какой в этом прок? Я прекрасно знала такие башни. Внизу находится караульное помещение, далее — полный солдат тесный дворик. Затем, как известно, ворота и подъемный мост над глубоким рвом. Сейчас, правда, зима, значит, вода замерзла. Это давало мне лучик надежды.
Сбежать из башни рыцарского замка — задача непростая. Ну ничего, будем пытаться решать ее постепенно, по частям. Выбора у меня все равно нет. Я медленно обошла помещение. Пусто, только охапка сырой полусгнившей соломы в углу. На стене нацарапано что-то по-немецки. Кажется, проклятие. Что еще могут посылать своему хозяину узники, а судя по репутации владельца замка, здесь их побывало немало. Я подошла к окну и посмотрела через узкий проем на далекую реку, закованную в снежные берега. Солнце низко наклонилось над горизонтом и начертило на земле, воде и небе огромный крест. Я еще никогда не видела такого. Наверное, это добрый знак.
Надо бежать. Любым способом.
Меня колотило. В башне было так же холодно, как и на улице. Или даже холоднее — из-за толстых стылых камней. Я попыталась расшатать один, у окна, но только ободрала себе пальцы. Капли крови упали на лежащий в окне белый снег. Алое на белом. Даже красиво.
Солнечный крест уже исчез, а небо полыхало кровавым закатом.
Что теперь там, дома?.. Наверное, меня уже оплакивают, как и моих братьев. Братья… В сердце острием отравленной пики вошла боль. Я видела их покореженные доспехи и белые, белее снега, застывшие, испачканные уже побуревшей кровью лица. Мои братья… Он убил обоих. Он — тот, кто привез меня сюда! Как же я его ненавижу!
Натужно заскрипели тяжелые затворы. Дверь медленно открылась. За ней стоял он. Без шлема. Лицо его в тени, и я никак не могла разглядеть его. Отчего-то мне вдруг показалось, что увидеть его — очень важно.
— Ну что, ты еще не одумалась? — проговорил человек и нагнулся, чтобы пройти в низкую дверь.
Сейчас я увижу его… сейчас…
* * *
— Марина! Марина! Ну вот, ты опять стонешь! Что-то случилось? Все тот же сон? Про рыцаря?
— Что? А!..
Я резко поднялась на кровати, дико оглядываясь по сторонам. Рядом со мной стояла Наташка.
— Ах, это ты? Да, опять все тот же сон. Знаешь, в этот раз я едва не увидела его лицо… Мне все кажется, если увижу — все пройдет, кошмар закончится.
Наташка присела на кровать и осторожно погладила меня по плечу:
— Извини, не вовремя разбудила. Но ты так металась, что я испугалась.
— Нет, спасибо, все нормально. Иди спать, — утешила я ее, опускаясь на подушку.
Наташка зевнула и легла.
— Все-таки интересно, что происходит. Мистика какая-то, честное слово, — пробормотала она и тут же заснула.
* * *
Настало утро. Дымчатое, взъерошенное, словно невыспавшаяся кошка. Тридцать первое декабря… Самый долгожданный день в году. Я всегда любила его больше дня рождения. Из-за острого, щекочущего нос запаха смолы и хвои, из-за загадочного блеска шаров и ожидания чуда. Из-за того, что в этот день наша семья всегда собиралась вместе, даже вечно занятой папа оставлял дела, чтобы побыть с нами. Это время принадлежало только семье.
