Ой зря, Велисса.
Рыцарь, склонив голову, ждал моего сурового вердикта. Виноват. Поверил. Сердце не подсказало. Изменил Верности. Не выдержал Испытания. Предал Любовь. Рыцарские идеалы с самой большой буквы посрамлены. И кем? Обожаемой госпожой.
Я почти слышала, как мысли потерянно мечутся в склоненной голове, наполняя глаза недоуменным страданием. В нем еще слишком сильна вера в доброе и светлое, не угасла юношеская черно-белая категоричность, а сердцу не хватало панциря циничности.
Ч-черт! Почему же тогда больно мне?
– Лесь.
Он поднял голову и обреченно посмотрел на меня, готовясь к худшему – Ее сиятельство должна была так поступить.
«И какого лешего ей это было нужно?»
– Ради блага Империи. – Я не позволила себе ни малейших колебаний.
Болезненная неуверенность уступила место несмелой надежде, а затем и убежденности в правильности происходящего.
Пока Лесь не опомнился и не потребовал более детальных объяснений, я схватила его за руки и горячо зашептала:
– Знаю, что могу довериться сыну такого замечательного человека, как граф Бир! – Я до сих пор не представляла, чем же он так замечателен, однако толика лести была нелишней. – Но мне нужна уверенность: то, что я скажу, должно остаться между нами. От этого зависит судьба Тилана, а не только моя или ваша жизнь.
На меня незамедлительно посыпались уверения в преданности, готовности положить свою жизнь к моим ногам, лишить себя языка, если лишнее слово сорвется с уст, и так далее и тому подобное. Велисса, сама того не подозревая, весьма и весьма мне подсобила – пусть теперь пеняет на себя.
В голове начал вызревать план.
Изобразив, насколько позволяли мои скромные актерские способности, крайнее волнение, я так резво вскочила, что парень не удержался и упал уже на оба колена, с которых тотчас легко поднялся. Ножны глухо стукнули о деревянный подлокотник кресла. Метания по комнате были призваны продемонстрировать Лесю глубину моих моральных терзаний, а мне дать время на размышления.
Что ж, будет ему заговор, да такой, что любо-дорого! Побольше великих, как горы, целей, чьи кручи скрыты в тумане неясностей. Поменьше топографических подробностей, имен да названий.
«Главное – не переиграть». Постараюсь.
Я остановилась, решив, что достаточно поспособствовала головокружению зачарованно следившего за моими метаниями рыцаря.
– Клятву! – Мое требование входило в правила игры.
– Не обрести мне посмертия! – с готовностью отозвался он.
Его рука, пышущая сухим жаром, вздрагивала в моих ладонях. Тонкий шрам едва заметной ниточкой тянулся от запястья к указательному пальцу. Кожа на ладони – отполированное дерево.
«Врать, глядя прямо в глаза, слишком трудно?» Попробую ограничиться полуправдой.
– Я не принадлежу себе, Лесь. – Внезапная хрипотца придала голосу нужную степень интимности. – Верная дочь Ордена делает лишь то, что велит всеведущая ална. Она скажет: умри – и алония послушно перестанет дышать.
Первая заповедь Устава Ордена святого Конхола прозвучала как нельзя более к месту.
– Я направляюсь на мятежный Остров. И ни одна живая душа, а тем более нежить, не должна пронюхать о моем местопребывании.
Сила впитывалась в обветренную кожу через прикосновение моих пальцев тяжело и неохотно, то и дело норовя отхлынуть назад.
Одна попытка.
Вторая.
Третья.
Четвертая…
Тело Алестатора отторгло заклятие Доверия зеленоватым туманом. Едва заметную дымку моей магии без остатка поглотил мышастый камень в сеточке золотого плетения.
Силен артефакт!
Смирившись с поражением, я уронила мужскую руку и отступила на пару шагов, когда Лесь, не подозревающий о моей неудавшейся попытке сделать его сговорчивее, потянулся за мной.
– Портал. В горах. Я обязана узнать, где он. – Лихорадочное напряжение мысли и еще один шаг назад.
– Но зачем? – справедливо поинтересовался Алестатор, тоже сделав шаг.
«И правда – зачем?»
– Расследование убийства Императора еще не завершено, но уже есть все основания полагать, что здесь не обошлось без участия Нерана, – без зазрения совести оклеветала я поклонниц матриархата.
Во взгляде рыцаря появилась сталь. Лесь вытащил клинок из ножен и со злостью загнал его обратно.
