Через десять минут небеса вновь разверзлись, и за сильным ливнем даже не было видно дорогу впереди. Мокрые и продрогшие, мы передали наших лошадей проводникам, а сами залезли в принадлежащий местной коммуне протекающий джип, который и отвез нас в лагерь. Нам с Полом хватило одного взгляда на новую официальную экспедиционную палатку, кособокую и обвисшую, чтобы счесть за лучшее снова установить нашу маленькую горную палатку, предварительно осушив для нее ровный участок земли. Там мы и пережидали дождь, пока нас не позвали в пастушеский гыр на пир. В качестве взноса в экспедиционные запасы Ариунболд просил меня взять четыре дюжины бутылок местной водки. «Пригодятся как подарки для проводников-пастухов», — сказал он мне, когда я заметил, что для вьючных пони четыре ящика водки будут тяжелым и очень хрупким грузом.
Волновался я напрасно. Этим вечером была выпита половина водочных запасов, предназначенных для всего путешествия. Наследующее утро монголы встали поздно и с жалким и недовольным видом слонялись по лагерю. Мы с Полом спать легли рано, поэтому были в сравнительно хорошем настроении. Остальные были вялыми и страдали от похмелья.
Под ночным дождем знаменитая новая палатка Ариунболда осела еще больше, и вода просачивалась через ткань. По-видимому, перед тем как начать шить палатку, никому и в голову не пришло проверить, водонепроницаем ли сам материал. Как выяснилось, этим свойством он не обладал. Поэтому остаток следующего дня лагерь был украшен всем экспедиционным имуществом — повсюду развесили на просушку причудливые рубахи, дээлы, джинсовые куртки, с которых стекала краска. Все это отняло то малое время, какое Ариунболд отвел для последних приготовлений.
Из всей монгольской команды только у Байяра средневековый костюм оказался сухим. О предварительной примерке никто в Улан-Баторе не побеспокоился, и в его случае с размером сильно промахнулись. Когда он оделся на церемонию проводов, рукава его дээла висели на фут ниже пальцев, а подолом он почти подметал землю. Байяр выглядел в точности как цирковой клоун в слишком большом наряде, а когда он попытался подпоясать дээл кожаным патронташем с карманчиками для батарей кинокамеры, это была пародия на тему «Монгол на Диком Западе». Скорчив гримасу и подмигнув мне с Полом, он снял нелепый наряд и больше ни разу его не надевал.
Старт той части проекта, за которую отвечал Ариунболд, был омрачен сыростью и грязью, и я поймал себя на мысли, что гадаю, пойдут ли дела лучше, как было во время пробного похода по Хэнтэю, или нет. Ариунболд хвастался, что славные монгольские лошади доберутся до Баян-Улэгэя самое большее за четыре недели. Но я был полон сомнений. По моим оценкам, на дорогу должно уйти по меньшей мере два месяца, с учетом дней отдыха. Если только дилетантское поведение Ариунболда не изменится к лучшему, есть риск упустить драгоценную возможность для более глубокого изучения традиционной Монголии.
Глава 8. Сотня запасных лошадей
Днем мы вернулись в буддистский монастырь, чтобы набрать запасных лошадей. Оказалось, что трое аратов, взятых нами в проводники, привели на территорию монастыря табун — более сотни лошадей. Теперь они вылавливали их в монастырском дворе, орудуя приспособлениями под названием «урга» — подобием удочки с кожаной петлей на конце. Ими ловили животных, чтобы оседлать. Для этого жертв гоняли до дальних храмов и обратно эффектным галопом. Развлечение было непредвиденным — этакое импровизированное родео, но против него не возражал никто, даже ламы. Полудикие лошадки брыкались, зачастую отказываясь подчиняться, даже когда петля сдавливала им горло. Тогда пастуху приходилось затягивать ремень до тех пор, пока полузадушенное животное не начинало хрипеть и дергаться. После чего пастух брал лошадь за ухо, чтобы та не могла убежать, и обуздывал.
Официальное разрешение куратора проекта «Шелковый путь» Ариунболда (а также небольшие субсидии) помогло воссоздать былое чудо Монгольской империи — систему орто, которая обеспечивала самое быстрое и надежное передвижение по Азии, пока не появились железные дороги. Эту систему придумал не Чингисхан и не его наследники — они позаимствовали ее у более древних культур, таких как кидани, но правители монголов развили систему настолько, что пользоваться ей мог чуть ли не любой оборванец. Монголы все пространство в 5000 миль, от Желтого моря до Черного, связали цепью пересадочных станций. На каждой станции путников, имеющих имперскую пайцзу, ожидали свежие лошади, готовые везти их дальше, а также повозки и тягловый скот. Чтобы эта система работала, потребовались громадные ресурсы, даже по меркам людей, которые привыкли владеть большим количеством лошадей. Было подсчитано, что работа орто в одной лишь Монголии потребовала резерва в три миллиона конских голов. А ведь на каждой станции требовались дополнительно начальник, конюхи, стойла, удобства, снабжение продовольствием и немалых размеров пастбище, где животные могут восстанавливать силы.
