В этой притче Меджнун, как всегда, символизирует суфийского мистика, в то время как «мастер, в искусстве целительном... известный» – рационалиста. Попытка последнего «кровь отворить» Меджнуну (т. е., опасаясь за его здоровье, посоветовать ему умерить экстаз, отказаться от чрезмерно восторженного поклонения Богу) решительно отвергается, ибо во внутреннем мире мистика проявляется Дух Божий, а не только его собственные эмоции и воля: «...Ведь сущность – одна!».
Меджнуна разлука с любимой Лейлой
Ввергала в безумье, пронзала иглой,
Не мог он напиться: «Еще бы глоток!» —
Ведь кровь в нем вскипала, как лавы поток.
Как тело с душою в больном примирить?
И лекарь велел ему кровь отворить.
Вот мастер, в искусстве целительном том
Известный, стянул ему руку жгутом,
Но в гневе болящий сорвал этот жгут:
«Уйди! Твои методы не подойдут!»
В ответ ему мастер: «Не ты ли в былом
В пустыне бродил вместе с барсом и львом?
Тебя не страшили их когти, клыки,
А тут разве боль? Потерпи, пустяки!»
Меджнун же ответил: «В пустыне разлук
Бродя, не боюсь я ни боли, ни мук, —
Я к ним так привычен! Надрезы твои
Сравнятся ль по боли с терзаньем любви?
Другим опасением сердце полно:
С любимой Лейлой мы не двое – одно,
И пусть между нами пролег целый свет —
Но четкой границы меж душами нет!
И вот я боюсь, что раненье мое
Ей боль причинит и поранит ее,
Уж слишком мы связаны – я и она:
Пусть тела и два, но ведь сущность – одна!»
