Здесь в иносказательной форме разрешается вопрос о том, почему даже мудрейшие суфийские
шейхи(удод – символ мудрости) порой попадаются в «тенёта» ошибок и несчастий. Это происходит по воле Бога, определяющего судьбу каждому творению, которую ни один мудрец не в силах изменить. На более глубоком уровне «ошибки» людей просветленных связаны с чередованием мистических «дня и ночи» – «откровения и сокрытия» Лика Аллаха («Так происходит, если хочет Бог // Затмить мне взор, чтоб видеть я не мог!..»). Ср. развитие той же темы у Саади: «В своей способности к созерцанию Бога не всегда одинаков святой – она у него колеблется между озарением и слепотой. Бог то показывает Себя ему, то скрывается от него» («Гулистан», глава «О нравах дервишей», пер. Рустама Алиева).
В притче прекрасно выражена идея единства всех людей, благодаря которому «поймут друг друга тюрок и индус». Люди, особенно дети, зачастую сближаются и вступают в дружбу, несмотря на социальные, национальные, культурные и т. п. различия. Препятствия для дружбы, искусственно воздвигаемые из соображений элитарных, сословных, вероисповедных, расовых и т. п., приносят вред самой идее общечеловеческого единства – тому, что «...души связывает тесно // Союз не только мысленно-словесный». А разрушение солидарности, единящей всех людей, не только не дает уникальности каждой души («птицы» из притчи) быть востребованной в контексте всечеловеческой цивилизации, но и провоцирует бесчисленные конфликты – вплоть до мировых войн.
Царь Соломон, во всем своем величье,
Уселся принимать посольства птичьи:
Любому зверю, всякой птице рад,
Царь понимал слова всех стай и стад,
Поскольку души связывает тесно
Союз не только мысленно-словесный.
И иногда, я утверждать берусь,
Поймут друг друга тюрок и индус,
Порой же тюрок не поймет и тюрка,
И выглядят они, как два придурка.
Нас единит не близость расстоянья,
А цель души и сердца состоянье.
И вот сошлись создания у трона
Премудрого владыки Соломона,
Чтоб каждый мог талант свой предложить
И Соломону службу сослужить.
Настало время выступить удоду:
«Я, – говорит, – отыскиваю воду,
Могу узреть я прямо с облаков
Подземный ключ. Вот мой талант каков!
Мне видно сверху: хоть земля черна,
Но влагу чистую таит она.
В пустыне жаркой вам я пригожусь,
Во славу Соломона потружусь!»
«Что ж, – молвил царь с улыбкой благосклонной, —
Коль ляжет путь наш по степи сожженной,
Мы без тебя не сделаем ни шага,
Поскольку влага есть прямое благо!»
Но ворон был завистливый придворный.
Он, воспылав к удоду злобой черной,
Вскричал: «Того не может быть никак!
Я видел – бился брат его в силках,
А если б с неба видел он хоть что-то,
То не попал бы никогда в тенёта.
Удод сей прозорливости лишен,
Убог и в хвастовстве своем смешон!»
А царь в ответ: «Вот первое заданье
Тебе, удод: себе ты в оправданье
Скажи хоть слово, мудрость изреки,
Из черной речи – влагу извлеки!»
Сказал удод, негодованья полон:
«О царь, не верь тому, что крикнул ворон!
Клянусь тебе – чем выше мой полет,
