— Ты подыми глаза-то, коли сестра с тобой разговариват! — взъярилась Валентина и рванула книгу из рук Анютки. — Вечно за книжками своими проклятыми сидишь, до дому тебе и дела мало!
— Ну, ты это брось! — строго глянула Анюта. — Я тебе по дому помогаю? Помогаю. Получку отдаю? Отдаю. А как я свободное время провожу — не твоё дело, я уже не маленькая.
— Ах, не моё?! — разошлась-распалилась Валентина. — Мне маменька, когда я жать ходила либо лён белить, колоколец на шею вешала, чтоб не сбегла я куда. А коли заметит, что я с парнем болтаю, так еще и за косы оттаскат — «Не будь парнёшницей!» А ты что? Ну, хоть ты ей скажи, отеч… — взмолилась Валентина.
Егор молча чинил валенок и не вмешивался в спор сестёр. Он был согласен с Анюткой. Конечно, та выросла своенравная, но держит себя строго. Никто в округе не скажет, что у Ермолаевых девчонка вольного поведения: со старшими уважительна, с парнями держится достойно. А что Андрей ухаживает за ней, так он парень хороший, из рабочей семьи, чекист, и не позволит себе обидеть девушку.
— Ну, отеч, — не отставала Валентина, — что же ты молчишь?
— Отеч… Когда ты по-русски говорить научишься? — усмехнулась Анютка. Сама она очень быстро отвыкла от вятского говора и часто посмеивалась над сестрой.
Валентина обычно не обращала внимания на Анюткины смешки да указки, а тут рассвирепела окончательно:
— Ах, ты еще и насмешничашь? — и крепкой рукой схватила младшую сестру за косу, когда та собиралась выйти из комнаты от греха подальше.
Девушка резко обернулась, и такое бешенство выплеснулось из её глаз, что Валентина, бессильно опустившись на табурет, горько заплакала. Анютка же опрометью выскочила из квартиры.
— Вишь, совсем от рук отбилась, — причитала Валентина, — вишь, как глазами-то выбурила, а ты все молчишь да молчишь, не пристрожишь её.
— А ты рукам воли не давай, — спокойно посоветовал Егор, — так и спору не будет. И чего ты грызешь её все время? Она и впрямь тебе деньги до копеечки отдаёт, квартиру в чистоте содержит, а ты все пилишь её да пилишь, тут, знаешь, хоть у кого терпение лопнет.
— Сестра же она мне младшая, сердче не терпит, как она дерзит, — вскинулась Валентина. И горько расплакалась.
Егор улыбнулся, встал, подошел к жене, поцеловал в висок, подвел к кровати, усадил, ласково урезонил:
— Ну не расстраивайся, мать, тебе вредно, — погладил её тугой живот, ощутил толчок в руку. — Ого! Сердится! Ревнует к мамке! — и повторил. — Не серчай, мать, Андрюха — парень хороший, не обидит Анютку, да и она ему поблажки не даст, она у нас — девка строгая и умная.
— Да знаю, что умная, — всхлипнула Валентина, вытирая слезы, бежавшие по щекам, — но ведь я — старшая, уважать меня должна и не перечить! — голос её опять сердито зазвенел.
Егор вздохнул и снова принялся чинить валенок.
Анютка домой не вернулась. Но Валентина не беспокоилась: сестра после подобных ссор часто ночевала у своей подружки Машутки. А утром, запыхавшись, к ним прибежала мать Машутки.
— Ефимовна, не у вас ли моя девка?
— Дак ведь Анютка дома не ночевала, не у вас она рази? — удивилась Валентина. — Может, у них еще какая есть подружка? Моя-то брандахлыстка не докладыват, куда уходит.
— Ой, Ефимовна, да ведь наши девки — не разлей-вода, только и торчат друг у друга, нет у них никаких боле подружек, — развела Машуткина мать руками.
— Ой, лико-лико! — обеспокоилась Валентина. — Да где же они пропасть могут?
«Ой-оченьки! — мелькнула мысль. — Да не варнак ли этот, Андрюшка, увёз куда-либо Анютку?» — но тут же отвергла это предположение, так как в таком случае Машутка была бы третьей лишней. И обе женщины тут же помчались к Егору.
Ермолаев отпросился у начальника отделения и вместе с Машуткиной матерью отправился на розыски по всем знакомым, но подружек нигде не оказалось. И к ночи ничего не прояснилось: девчонки как в воду канули. Не нашлись подружки и на следующее утро.
Валентина с горя слегла. У нее пылала в жару голова и будто раскалывалась надвое от боли, глаза лихорадочно блестели, а ноги были холодные, словно их в ледяной воде держали.
И привиделось Валентине, будто она маленькая, отец держит её на руках и усмехается в усы, щекочет детское личико бородой. Потом подбросил высоко-высоко, и полетела Валентина к самым облакам, а внизу отец с матерью маленькие-маленькие, точно букашки.
