А теперь Рино узрел друга воочию. От выглядел вполне респектабельно – в аккуратном костюме и даже при галстуке, подстриженный и причесанный. По всему было видно, что теперь он не ходит таким небрежным и растрепанным, как прежде. Конечно, в этом заслуга его жены, Маргриты Мортимер. Кого же еще? Прежде, на Черной стороне, Рик был довольно безалаберным парнем, ничем и никогда не занимался всерьез, от и до. Но, похоже, семейная жизнь его здорово изменила.
От друга, довольного, что теперь Ринальдо будет жить поблизости, тот узнал, что процедура смены полярности, конечно, довольно болезненна, но переносима, и клятвенно пообещал в тот же день поговорить со своим патриархом. Алзара дал согласие помочь неведомому мигранту, другу своего потомка, и вскоре Рино стал белым магом.
Говоря откровенно, особой разницы он не почувствовал. И раньше-то на магию он смотрел, как на особую науку, где нужно что-то сосчитать по формуле, а где-то – построить схему. Он не обладал большими магическими способностями – в том единственном учебном заведении, где ему довелось учиться, его скоро отчислили за непригодность. При этом, ознакомившись с особенностями необычной науки, молодой человек смог в изобилии ее направлений найти для себя уютный закуток, где давнее техническое образование должно было помочь. И скоро, пользуясь тем, что стал первопроходцем, поднялся на достойный уровень, понял – он вполне способен конкурировать с магами средней руки, а то и с кем покруче.
Правда, в Асгердане все оказалось иначе – здесь тоже знали о существовании этого направления чародейства, называемого технической магией, – но и законы здесь действовали очень жесткие. В отличие от Черной стороны в Центре слабый маг не рисковал своей свободой и жизнью. Здесь он мог занять свое место в социальной пирамиде и спокойно жить, как ему хочется. Разумеется, здесь следовало соблюдать закон, но даже архимагу-нарушителю не светило ничего хорошего. Такого слабо защищала от Закона его магическая мощь.
– Ну вот, – с облегчением вздохнула Эмита, – теперь ты сможешь сидеть с ребенком, пока я буду в рейдах.
Изумленно округлив дугою бровь, Ринальдо воззрился на невесту.
– Что ты имеешь в виду?
– Я же теперь ликвидатор. Помнишь, я тебе говорила? Так мне вскоре придется приступить к выполнению своих обязанностей, верно же? Меня ждут интереснейшие путешествия по Центру.
– Я помню, ты говорила. Но… Я думал, это такая шутка.
Лицо молодой женщины стало строгим. Она слегка дернула плечом.
– Знаешь, я нисколько не настаиваю на браке. Если ты передумал – твое дело.
– Ну, о чем ты говоришь. – Ринальдо поспешил обнять ее, прижать к себе. – Ну, прости, если обидел. Я не хотел. Просто… я удивился, вот и все… Э-э… А как дела у твоего отца?
– Если ты имеешь в виду, в своем ли он уме, то вполне, – с ноткой вызова в голосе, но уже довольно миролюбиво ответила Эмита. – Только скучает.
И это полностью соответствовало действительности.
Мэлокайна угнетала не только одна неприятная мысль, что он перевалил груз своих обязанностей на горячо любимую дочь. Кроме того, ему нечем было заняться. Впервые за всю сознательную жизнь он оказался свободен, как птица, никому ничего не должен. Конечно, первые несколько дней после санатория, когда окончательно было решено, что бывший ликвидатор совершенно нормален психически, а имеющееся легкое нервное расстройство не выходит за пределы нормы, Мэл просто привыкал к своему новому состоянию. Жить с пустотой в душе (ненавидимая работа медленно убивала его, но и заполняла собой существование; она образовывала особую маленькую вселенную, в которой ликвидатор и жил) оказалось трудно, но можно было привыкнуть.
Он даже не возразил врачам, когда те пожелали всесторонне его обследовать, объясняя свое желание тем, что он – первый зафиксированный в истории ликвидаторства феномен. Чем именно Мэлокайн Арман так замечателен, они не сказали, но тот и сам отлично знал. И ему становилось все любопытнее, насколько хватит его психики, насколько он стоек.
– Я ведь знаю, что случается с ликвидаторами, которые отходят от дел, – сказал он отцу. – И понимаю, что меня ждет.
