– Каким это таким особенным?
– Трудно объяснить. Я и сам лишь приблизительно представляю, что ей приходится терпеть. Это понятно. Внепространство вытягивает жизнь, и я, боюсь, стал весьма... Безжизненным, если можно так сказать.
– Думаю, если она решила продолжать жить с тобой, значит, не совсем уж безжизненный ты у нас.
– Она не поняла меня, когда я отказался обменять себя на сына. Решила, что я его недостаточно люблю. А может, что неадекватно оцениваю опасность.
Мэлокайн посмотрел на брата с удивлением, а потом – с тревогой. Руин оставался так же невозмутим, как в момент, когда они обсуждали свои дальнейшие действия и что б такое поручить гремлинам. Казалось, речь вообще идет не о нем и его семейной жизни, а о ком-то постороннем, малознакомом и в общем-то безразличном.
Мэл уже заметил за ним эту странность, тем меньше бросавшуюся в глаза, что Руин и прежде был довольно невозмутим и очень сдержан. Его трудно было вывести из себя, а знающие его люди добавляли – и не стоило. Он мог не выдержать, разрядиться в великолепной вспышке – тогда от окружающего пейзажа камня на камне бы не осталось.
Он и сам предупреждал родных об этом.
– Ты полагаешь, Катрина именно так восприняла твой отказ? Она, конечно, мать, и за своего ребенка кому хошь горло порвет – все нормальные матери таковы. Но она баба умная. Уверен, она и сама отлично понимает, что менять тебя на сына – не выход.
– Ты в этом уверен?
– Уверен. Я думаю, она обиделась потому, что ты... Ну, словом, не был к ней внимателен, поддержки не оказал. Наверное, она на что-то такое рассчитывала.
– Возможно. Но я объяснил тебе...
– Я понял. Только, может, стоило сделать над собой усилие?
Ненадолго глаза Руина стали совсем живыми, он взглянул на брата с тоской, какой тот давно не видел.
– Думаешь, я смог бы ее обмануть?
Больше они об этом не говорили. Потом, когда произошел разговор Руина с сестрой, он колебался, рассказать ли об этом Мэлу, но, поразмыслив, решил – не стоит. Лучше пусть они поговорят сами, когда Моргана немного остынет.
Все шло своим чередом, и оставалось лишь ждать удобного момента. Мэл обо всем рассказывал брату, и в воображении правителя Провала оживали стайки гремлинов, крадущиеся коридорами крепостей, принадлежащих серым магам. Ему казалось, он действительно видит, как они раскладывают в укромных местах замков доверенные им простенькие артефакты. На вид это были обыкновенные кусочки хрусталя, кварца или металла, никакой магией от них не потягивало, но они несли на себе чародейские метки.
Эти метки – по сути, простенькие заклятья, находящиеся в латентном состоянии – невозможно было засечь, пока те не приходили в действие. Они и нужны были лишь затем, чтоб особым образом отметить участок пространства. Зная, что и как искать, хороший маг мог, ориентируясь на них, поставить портал или совершить еще какие-то магические действия. Именно на это и рассчитывал Руин. Пока же оставалось только ждать.
Работал только Мэлокайн, но и он старался не попадаться серым на глаза. Впрочем, с необходимостью таиться был не совсем согласен двойник Руина. Тайрон смотрел на все происходящее, как на забавную игру. Пожалуй, ему бы понравилось еще разок сымитировать смерть, а потом опять явиться, пошалить и снова «погибнуть». Он считал, что врагу нельзя давать ни минуты роздыха – пусть, мол, живут как на иголках.
– В тебе живет дух истинного Мортимера, – сказал Мэлокайн. – Только наши так могут.
– Насколько я понял, мне предстоит все-таки стать Арманом, а не Мортимером.
– Мы же родственники. Даже общие свойства те же, только генотип разный.
– Хорошо, раз так.
Впрочем, Тайрон был достаточно благоразумен, чтоб не бросаться в опасную авантюру лишь ради пустого развлечения. Он просто шутил. Всю работу временно свалили на плечи Мэлокайна, как самого опытного конспиратора в семье, он появлялся в укрытии лишь поздно ночью, а порой и вовсе не появлялся. Руин, сидевший без дела, всегда казался отрешенным, взгляд был направлен в глубь себя – он продумывал новые магические схемы, составлял заклинания, словом, не давал своему уму ни минуты роздыху. Он отлично знал, что в любой момент какая-то из его задумок может спасти ему жизнь.
