Они почти два часа катались по ранчо. Они видели сотню антилоп, стайку куду, пару жирафов и буйвола — достаточно, с точки зрения Паолы. Она ненавидела животных. Вскоре подъехали к домикам. Она выпрыгнула из джипа и пошла вперед; она уже точно знала, в какой из двенадцати маленьких бунгало она хотела пойти — только бы он оказался свободен.
Он был свободен. Через полчаса они уже сидели на деревянных шезлонгах с напитками в руках, любуясь широкими равнинами Окахандии, раскинувшимися перед ними. Воздух был сухим и сладким, с особым запахом кристальной свежести горных вершин. Призрачные очертания гор, окрашенные бледно-голубыми, пурпурными, сапфирными красками, виднелись на горизонте. Ничто не напоминало о городе и каждодневной обязанности быть женой Отто фон Кипенхоера. Она вдруг почувствовала стеснение, не отвлекаясь от ведомой ими игры или волнующего ощущения после быстрой езды. Они задумались над тем, для чего они здесь, одни. Чтобы скрыть смущение, Паола заговорила.
— Давно ты живешь в Виндхуке? — спросила она, потягивая свой холодный джин с тоником.
Дитер удивленно взглянул на нее.
— Всю жизнь. Я родился здесь.
— О. Я думала… думала, ты немец, — сказала она.
Он покачал головой.
— Нет. Мой отец переехал сюда еще ребенком. Мама родилась здесь. Мы коренные жители Намибии.
— Но ведь ты был в Германии?
— Нет. Никогда.
— Правда? Но ведь… вы говорите на немецком дома… я слышала.
Он пожал плечами.
— И что? Ты говоришь на английском. А вообще, не похожа на англичанку.
Паола покраснела. Внутри все похолодело. Она смотрела на него, лежавшего в шезлонге, вытянувшего свои длинные ноги. Под золотистой кожей у него скрывались мускулы, переходя в плавные изгибы тела — его молодость, красота и чувственность прекрасно гармонировали в одном его юном мужском теле. Она сглотнула.
— Как я выгляжу? — вопрос повис в воздухе. Он повернул голову к ней, но выражение его глаз оставалось для нее загадкой.
— Хорошо, — наконец объявил он. — Ты хорошо выглядишь. — Она пристально смотрела на него. Он играл с ней. Он прекрасно знал, что она от него хочет, а она понятия не имела, как это воплотить в реальность. Был ли хоть какой-то опыт у этого шестнадцатилетнего подростка, который помог бы подсказать ему, какие мысли одолевали Паолу каждый раз, как она смотрела на него? Откуда он мог знать, как жаждала она восхищения, одобрения… высокомерия, которое рвалось в нем наружу, и он должен был принести его в жертву ее красоте.
— Могу поспорить, ты говоришь это каждой встречной девушке, — сказала она, пожалев о сказанной глупости. Он улыбнулся. Он выглядел так, будто слышал это выражение сотню раз. Он сделал глоток пива и повернулся к ней так, что теперь они находились лицом к лицу.
— Я думаю, ты очень красивая — все в Виндхуке так думают. — Паола густо покраснела. Его слова взволновали ее, несмотря на их высокомерие. Ему шестнадцать, не переставала думать она, пока он потягивал пиво и не сводил с нее глаз. — Все мои друзья. Ты не представляешь выражение их лиц, когда я сказал им, что еду сюда с тобой.
— Ты им сказал? — вдруг забеспокоилась Паола.
— Конечно. Почему нет?
— Черт… не нужно было тебе этого делать… я ведь замужем, ты это прекрасно знаешь.
— Конечно. Но мы не сделали ничего плохого… пока, — хитро заметил он, опустив взгляд на глубокий вырез в ее топе.
— Дитер, ты когда-нибудь делал это раньше? — спросила Паола, почувствовав внезапную беспомощность. Он продолжал пристально смотреть на нее.
— Конечно. А ты нет?
— Не уверена… не понимаю, о чем ты, — нерешительно ответила она.
— Ты задала вопрос. Что ты хотела узнать?
— Что ж… это. Встречался ли ты с… чьими-либо женами, — наконец спросила она.
— Конечно да. — Паола лишь удивленно смотрела на него. — Перестань, ты ведь в Виндхуке живешь, — широко улыбнулся он. — Там у всех отношения на стороне. У всех. — Она молчала.
— Сколько раз?
— Кого волнует количество? — был его простой ответ. Равновесие между ними вдруг исчезло. Паола почувствовала себя в неловкой ситуации. Ей это не нравилось. Но потом она снова взглянула на его светлые волосы, завивающиеся на шее; на гладкую кожу на его руках и мускулистое тело, которого так хотелось коснуться. На нее нахлынули воспоминания — Дидье, принц Георг, сотня однодневных романов… и, конечно же, Киеран. Этот резкий, такой мужской запах, исходящий от его шеи, который она почувствовала, когда они встали с кресел и стояли рядом, не касаясь друг друга… Это был запах и вкус Киерана. Ее охватило чувство опустошения. Она запрокинула голову, когда Дитер принялся игриво, как-то лениво целовать и обнимать ее. Его руки дрожали, ей нравилось это — дерзости у него поубавилось, подумала Паола, когда его рука скользнула под топ, а губы нежно касались ее. Ей хватило ума перебраться в комнату, захлопнув за собой дверь. Все в гостиничном комплексе знали, кто она такая; ей не хватало только, чтобы какой-нибудь нерадивый рабочий сообщил Отто о том, что он видел жарким днем, когда деревья акаций замерли в воздухе, и все вокруг затаило дыхание.
