— "На покой пора"! — повторил Мгал сердито, пытаясь поудобнее устроиться у едва теплящегося костерка. — Боюсь, как бы завтра кое-кому из нас навеки не упокоиться!
Услышанные им разговоры о кротолюдах не обнадеживали, и заснул северянин с самыми скверными предчувствиями, причем больше всего тревожили его слова Батигар о том, что он не должен обнажать меч в недрах Гангози.
3
Когда Мгал проснулся, солнце уже осветило верхушки утесов, но круглая каменистая площадка, на которой отряд провел ночь, была еще погружена в предутренний сумрак.
— Подъем! — вторично воззвал командир полусотни, и пронзительный звук рожка разбудил далекое многоголосое эхо.
— Эк ведь ему не спится! — Плосконосый выругался и сплюнул в погасший костер.
Мгал промолчал. Глядя на далекую вершину Гангози, темно-лиловым силуэтом выделявшуюся на фоне рассветного неба, он вспоминал мать, Менгера, приютившего его после перехода через Орлиный перевал кузнеца-дголя, Эмрика и Гиля. Как-то они там? Какая судьба ждет их и какую роль сыграет в ней кристалл Калиместиара? Короткая жизнь близится к концу, а жаль, он только-только начал входить во вкус…
Освеженные сном, гвардейцы собрались вокруг командира в ожидании приказаний, при этом большинство из них старались не встречаться взглядами с осужденными. Какие бы преступления те ни совершили, они все же люди, и перспектива отдать их на растерзание мерзким подземным тварям воинов не радовала. Командир полусотни, верно, угадал настроение гвардейцев и, чтобы не дать разгореться их сочувствию к приговоренным, решил поторопиться с приведением приговора в исполнение.
— Настало время совершить то, ради чего мы сюда пришли, — начал он хриплым от утренней прохлады голосом. — Бургок, возьми трех человек из своего десятка, укрепите веревки на краю расщелины и проследите, чтобы они были достаточно длинными. Леонгир и кто-нибудь еще с ним — принесите мечи для осужденных, факелы и огниво. А ты, Рагул, позаботься о еде и воде да пригляди, чтобы сменили караульных, задали лошадям корм и свели их к ручью. — Отдав еще несколько распоряжений, командир отряда обернулся к приговоренным: — Не взыщите, но мешкать нам недосуг, к вечеру мы должны быть в Исфатее. Поедите на дне расщелины, вместе с мечами и факелами мы спустим вам кое-какую снедь и бурдюк с водой. Вам-то все равно, где закусывать, а нам до жары надо преодолеть хотя бы треть пути к городу.
— Конечно, скакать по такой, как вчера, жаре — одно мучение, — простодушно подтвердила Дагни.
Командир полусотни благодарно улыбнулся ей и, неуклюже переваливаясь, стал подниматься по едва заметной тропинке между утесами. Осужденные, в окружении гвардейцев молча двинулись за ним.
Расщелина, на краю которой Бургок и его расторопные помощники уже успели закрепить веревки, представляла собой широкое и длинное ущелье, пересекавшее Гангози с юга на северо-восток и тянувшееся в обоих направлениях, насколько хватало глаз. Отвесные стены его исчезали в густом сизо-сером тумане, из которого тут и там вздымались узкие и острые, как кинжалы, блестевшие от росы вершины скал. Определить глубину ущелья не было никакой возможности, однако Мгал отметил, что веревки достигали в длину по меньшей мере полторы сотни шагов каждая.
— Ну что ж, все готово, — проговорил командир отряда, внимательно осмотрев крепления веревок и сложенные на краю расщелины узлы. — Никто из нас не знает наверное, что ждет вас внизу. Мы не можем дать совет, в каком направлении лучше двигаться, и потому нам, перед тем как выполнить свой долг, остается лишь еще раз пожелать вам удачи. Кто хочет первым начать спуск?
— Я, — сказал Плосконосый и сделал шаг вперед.
Грабитель храмов подождал, пока гвардейцы отсоединят его от цепи, сковывающей остальных осужденных, и проденут под мышки веревочную петлю, после чего с легким недоумением спросил:
— Вы что же, так и будете спускать меня в кандалах?
— Да. Ключ от них ты возьмешь в свертке с едой. Мы пришлем его последним. Есть у тебя какие-нибудь пожелания или поручения?
— Глоток нагыра, если можно. Кротолюды-то меня им вряд ли попотчуют, — криво ухмыльнулся Плосконосый.
