Таких книг еще немного. Два-три классика и несколько справочников. Все они оттеснены на второй план либо визгом экспертов, либо таким же судорожным почтением, от которого скулы сводит зевотой. О, эти эксперты!
Сколько из них пишут двумя руками в разные стороны. Хорошо живут.
Чего они не хотят, еще можно иногда понять, — чтобы над ними смеялись. Но понять, чего они хотят…
2
Дорогой дядя!
До сих пор — сначала воевали, потом — обсуждали последствия. Теперь обсуждать было бы некому. Все это знали. Но некоторые тянули понтяру. Мне надо было узнать — стоит ли хлопотать в принципе. Мало ли.
Я прикинул, сколько лет до Апокалипсиса, если ничего не придумать, и главное — не предпринимать, и наугад залетел в не слишком далекое будущее, чтобы точно знать, был все же Апокалипсис или нет. Оказалось, нет. Ну и слава богу.
Но я вздохнул с облегчением только у самых ажурных ворот. Я видел такие у библиотеки Ушинского, но теперь их поставили на краю огромной долины, раскинувшейся внизу, к которой вела лента эскалатора.
Солнце стояло еще высоко, но уже вечерело. Сладостный покой охватил меня. Если вечереет, значит, Земля вращается, значит, она есть, и я не бесплотный путник на другой планете. И все при мне, и я не голова на паучьих ножках, и у меня не вырос третий глаз мутанта.
Я прислушался. Раздавалась дальняя музыка. Из долины, наверно.
- Эй! — окликнули меня.
У ворот, в тени колонны, со старой кушетки поднимался сонный страж. Кушетка была такая же, как у нас. Это меня обеспокоило. Поймав мой взгляд, он сказал с гордостью:
- Антиквариат.
- Безвкусица…
- О вкусах не спорят, — сказал он.
Слава богу, хоть этого они достигли. Превратили пустое пожелание в поведение. Он лежал себе в тенечке в трусиках хорошего качества и был нормального сложения, даже полноват.
- Сейчас, переоденусь, — сказал он.
И вытащил из-под кушетки тяжелый плащ и карманный фонарь.
Фонарь вспыхнул прожекторно и лазерно, как пламенный меч, и даже несколько затмил вечернее солнце. Я зажмурился.
- Зачем все это? — спросил я привратника будущего.
- У нас считают, что иначе вы не поверите, что вы здесь.
- До сих пор считают? — спросил я.
- Мы изучаем ваши воззрения. Они хаотичны.
- Да, верю я, верю!.. Он погасил фонарь.
- Жарковато… Он снял плащ.
- Ты вообще чего приперся? — спросил он.
- Да вот…
- Покажи руку.
Я протянул. Он внимательно ее осмотрел. Я пожал его руку, он ответил на рукопожатие и отпустил. Потом достал из-под кушетки хорошо изданную книгу, уселся и углубился читать.
Я пошел к воротам. Он поднял голову:
- Ты чего это?
- А?
- Топай назад.
Я остановился и осознавал. Потом обиделся.
- Почему это? Что, в будущее уж и слетать нельзя? Он посмотрел на меня исподлобья и спросил вскользь:
- А ты его заслужил? Я задохся.
- Я?! Я?! Да я всю жизнь только на него и работал!
- Значит, не то делал, — сказал он. — В Списке приглашенных ты не значишься, — и он показал книгу Абонентов.
- Но я же думал, — говорю, — что каждый… Что для всех…
- Значит, не придумал, как это сделать, чтоб для всех.
- Значит, лететь назад? — говорю. — Ты бы спросил, чего мне это стоило!
- Тогда, значит, не придумал, как лететь дешевле. Лети назад и придумывай. Я решил схитрить. Мало ли…
- Значит, лететь в мое прошлое? Но ведь известно, это прошлое не переделаешь…
Но их не проведешь.
- Не валяй дурака, — сказал он. — Никто и не говорит о твоем «прошлом». Тебя отправляют в твое «настоящее». А там думай, как быть. Сюда пускают только реальных участников. Не тех, кто хотел, а тех, кто выдумал такое, чтобы у нас сложилось то, что есть.
И тут я возопил:
- Ладно врать! Я придумал Образ вашего настоящего! Это немало. А?! И придумал, как летать!
- Образы придумывают многие, — сказал он. — Но у нас здесь всё не совсем так, как они придумывали. И значит, это не их будущее.
И тут я вспомнил — господи, я же всегда это знал! — не та причинность, другая причинность! По Образу даже нарисовать Подобие почти что нельзя, и художники ревьмя ревут — не вышло! А уж в жизни-то… Только ты вообразил, как поступить, а тебя судьба — раз и по носу. Потому что ты столкнулся с тем, что скопилось от чужих выдумок. Он был прав, тысячу раз прав.
