Хым подошел к разведчикам. Далеко впереди, едва видимые в высокой траве, шли люди. Их было много, больше, чем подчиненных в отряде. Но вожака прямо-таки поразило другое. Со всех сторон колонны шли высокие мужчины с пиками на плечах.
«Беглецы говорили, будто пики у врагов тростниковые, — со злостью подумал он, — жаль, что нет их в отряде, убил бы за вранье».
Шевельнулась мысль: «Зря собираюсь нападать, их вон сколько!» Но, тут же мотнул головой, как бы отгоняя наваждение, посмотрел по сторонам, не услышал ли кто из подданных его сомнения? Для нападения на русоволосых пришельцев он разделил группу на три части. Одной из них поставил задачу атаковать стоянку ранней зарей с правой стороны, второй слева, третью возглавил сам для удара с тылу.
— Как только пришельцы остановятся на ночлег, скрыто подползайте к стоянке, да так, чтобы можно было забросать камнями охранников, — напутствовал отрядный вожак, — после этого группы останавливаются и отдыхают до утра. Как только послышится голос «бума» второй раз, нападайте. Одни бросают камни, другие с пиками бегут вперед и бьют всех подряд, и старого и малого.
Мир окутала темнота, когда отряд темнолицых оказался у цели и охватил стоянку нольцев с трех сторон.
Непроглядную ночь преследователи провели вблизи ничего не подозревающих нольцев. Сами в глубоком сне восстанавливали силы после утомительного марша, а потом сближения на четвереньках. Хыма разбудили голоса людей. Глянул он в сторону стоянки полуокруженных пришельцев и все понял: напасть внезапно на русоволосых людей не удалось.
Нольц вновь поднял соплеменников, как говорится, ни свет, ни заря. Едва колонна начала формироваться, неожиданно в предутренней тишине раздался неведомо откуда глухой, громкий звук «бумм». Переселенцы замерли в недоумении. Мужчины схватились за оружие. Прозвучал еще один «бумм» и сразу с трех сторон послышались громкие голоса, топот и крики бегущих людей. Вождь приказал всем набросить на головы шкуры, прикрываться ими от камней, женщинам и детям, группе Луча бежать вперед, откуда не было слышно воплей невидимых врагов. Сам остался с группой Данца.
В предрассветной полутьме атакующие едва просматривались. Командир дружины быстро построил цепь, подал команду стать на одно колено, подготовить луки к стрельбе. К тому времени нападающие перестали бросать камни, шумной толпой быстро приближались. Дружинники успели произвести один выстрел из лука, прежде чем на их позиции оказались темнолицые. Но стрелы сделали свое дело. Хыму одна из них пробила ухо, застряла в раковине. Он остановился, начал освобождаться от древка. Другим подданным повезло меньше. Часть из них, корчась от боли, осталась лежать на земле, не пострадавшие впопыхах проскочили едва различимых в траве нольцев, спотыкались об их пики, падали. Дружинники воспользовались промашкой чужаков, набросились на них сзади.
Хым, наконец, освободился от стрелы, с разорванным ухом наскочил на первого попавшегося врага, ударил в лицо острым камнем, зажатым в кулаке. Бросился на другого, но на его голову обрушился каменный топор.
Рассвело. Битва с трех сторон вокруг покинутой стоянки к тому времени затихла. Далеко виднелись убегающие темнолицые. Повсюду вперемешку лежали убитые и раненые.
Нольц выслушал доклады сыновей. У Данца погиб один дружинник, столько же у Димора. Селон не потерял ни единого охотника. Раненые имелись во всех группах. Сам Данц получил удар в лицо острым камнем. Из располосованной от угла рта до уха раны обильно сочилась кровь. Он лежал с закрытыми глазами на циновке, прижимал щеку пучком травы. Вдруг сын вождя услышал милый сердцу голос Улки: «Данц, Данц». Раненый открыл глаза, увидел склоненную над ним девичью головку, слезинки на ее щеках. Командир дружины попытался улыбнуться, но болью затуманило сознание. Когда вновь очнулся, прохладная ладонь Улки прикрывала рану. Утихла боль.
Лишь трое соплеменников получили ранения в группе Селона. Охотники дважды сумели выстрелить из лука, второй в упор, без промаха. От них побежали первые из напавших, к ним потом присоединялись беглецы из других групп.
