Постепенно она забывала о том, что значит цивилизация. Дома, машины и люди стали для нее не более, чем предметами, наделенными запахом, цветом, шумом, способностью заполнять пространство и вызывать страх. Все они были возможными причинами неведомой смерти и во время прогулок она бросала вокруг частые осторожные взгляды. Названий этих предметов она не помнила и уже не отождествляла одни и те же вещи, увиденные в разное время.
Это превращало каждую ее прогулку в путешествие, полное пугающих чудес и странных событий, в которых она не принимала никакого участия. Вернее, ей была отведена единственная и неизменная роль – бояться собственной тени.
В ней проявилось нечто, скрытое за толстой стеной человеческой фальши, нечто, живущее по своим законам, неузнаваемое и немыслимое; сущность, чуждая всякой логике и всякому рассудку, поднявшаяся из темной пропасти бессознательного и помнящая времена, когда моста через эту пропасть не существовало вовсе, как не существовало и стены, отделившей первозданную душу от вещей привычных и слишком реальных, чтобы думать о том, что находится по другую ее сторону.
Она была теперь существом из другого мира, в котором все имело свое таинственное значение и, одновременно, не имело никакого значения – мира бродячих собак, крадущихся теней, зыбких лун, ночных невнятных звуков, неузнанных форм и никем не названных ощущений.
Она осталась одна, если не считать Хозяина Ее Вселенной, но его место было слишком огромно, чтобы принадлежать этому миру. Он владел пространством, в котором она жила, небом потолка, землею пола, горизонтом стен, холодным светом и непроглядной тьмой, едой, дававшей силы жить, временем спать и смотреть на мир, видениями, сменявшими друг друга, чудесами прогулок и жестокостью ошейника.
Мысль о том, что спасение может прийти извне, давно не появлялась в ее голове – она жила ощущениями и инстинктами. Для нее больше не существовало властей, законов, государства и ее собственных прав. Поднять руку на Хозяина или хотя бы сбежать – такие поступки казались слишком ужасными и почти не осталось причин, которые могли заставить ее сделать это. Только один, совсем слабый зов, звучавший все реже и реже, но, наконец, дождавшийся своего часа…
Рита шла по дну ущелья, стены которого сверкали огнями, и пыталась привыкнуть к пугающему ощущению свободы. Не было ошейника, связывавшего ее с Хозяином; теперь она сама выбирала дорогу.
Она не испытывала радости по поводу своего внезапного освобождения, потому что воспоминания о случившемся недолго жили в ней. Зато не существовало и чувства вины. Все, что произошло, растворялось в тягучем киселе ее тлеющего сознания, а настоящими казались лишь каменные ущелья, движущиеся силуэты вокруг и жуткое отсутствие ошейника, к которому она так привыкла…
Возможность бежать от Хозяина появилась у нее совершенно неожиданно, но она вряд ли воспользовалась бы ею и даже не заметила бы ее, если бы в это время к ней не пришел необъяснимый зов – из прошлого, будущего или просто из мира за стеной; во всяком случае, этот зов превратил ее волю из бесформенной лужи в быстро текущий ручей, искавший выход. И он его нашел.
Ее побег был случайным, но по-звериному тихим и быстрым.
Наступал вечер.
Она проснулась и сидела, уставившись в темноту, в ожидании прогулки. Какая-то часть ее существа отметила, что после возвращения Хозяина не было слышно привычного скрежета запираемых замков. Дыхание вошедшего к ней человека было тяжелым и смрадным. С ним появился давно забытый Ритой запах алкоголя. Хозяин долго смотрел на нее, слегка покачиваясь, а потом, не раздеваясь, прошел к себе в спальню. Она с тихим отчаянием поняла, что сегодня у нее не будет вечерней прогулки.
Он пренебрег мерами предосторожности не столько потому, что был пьян, сколько из-за твердой и давно сформировавшейся уверенности в том, что его домашнее животное уже не способно на побег.
Он полагал, что убил в Рите не только тоску о потерянном мире, но и саму память о нем.
И он был почти прав.
Тихое отчаяние и далекий зов снаружи выгнали ее из клетки. Она распахнула дверь комнаты, в которой жила и спала на голом полу, и ее взгляду открылся длинный коридор. В конце коридора чернел прямоугольник заветной двери; за этой дверью был ее теперешний рай.
