И — о, Боже Праведный, прости меня! — я действительно хотел, чтобы это произошло.
— Я рада… что вы это почувствовали, — пробормотала она. — Очень рада.
Мы продолжали идти молча. Однажды ее бедро скользнуло по моему, и словно что-то обожгло мне душу.
— Я бы хотела, чтобы вы увидели другую Кали, — сказала она, когда мимо нас проезжало такси, но она даже не попыталась остановить его. — Ведь меня тоже так зовут.
— Кали?
Она кивнула.
— Я взяла себе это имя в честь богини, — девушка улыбнулась совсем мягко. — Я же сказала вам, что богиня очень любила людей, а точнее мужчин. Эта Кали тоже их любит.
— Не хотите ли зайти ко мне домой? — спросила она после некоторой паузы.
Даже сейчас у меня нет уверенности, действительно ли я у слышал козлиное блеяние, когда вошел в комнату Кали, или же это был плод моего воображения, остаток воспоминания о голосах обреченных животных в храме. Как бы то ни было, после того как мы вышли из такси и очутились в невероятно грязных, поистине нищенских трущобах (улицы там чем-то напоминали канализационные трубы), и она повела меня по переулку, настолько узкому, что когда навстречу нам откуда-то вышла священная корова, мы были вынуждены снова вернуться назад, чтобы пропустить это громоздкое животное для нас места попросту не оставалось. Кали жила в маленькой комнатушке, располагавшейся в, а точнее будет сказать под неким нагромождением деревянных построек, совершенно непокрашенных и, на первый взгляд, сколоченных каким-то пьяным плотником. В комнате не было ни одного окна, а из обстановки в ней находилось лишь самое необходимое: продавленная кушетка, диван на деревянных ножках, несколько стульев, стол, поцарапанная тумбочка и лампа, которую девушка зажгла при входе. Часть комнаты оставалась скрытой за занавеской.
— Пожалуйста, садитесь, — предложила она. — Я принесу вам попить.
Она вышла в дверь и буквально тут же вернулась, держа в руках стакан с чуть теплой темной жидкостью. За какое-то мгновение до этого я снова, на сей раз со всей отчетливостью, расслышал блеяние козла. Создавалось впечатление, что животное находится где-то совсем рядом, хотя, с учетом обстановки, вполне могло быть так, что оно принадлежало соседу. Признаюсь, этот звук немало обеспокоил меня, поскольку, конечно же, напомнил мне кровавую процедуру, свидетелем которой я явился в храме.
— Пейте, — сказала она.
— А вы?
— Потом.
Напиток был довольно странный: пряный, но с неожиданным привкусом мела, густой как сироп, солоноватый и явно безалкогольный.
— Что это?
Она пожала плечами и мягко улыбнулась.
— Это для вас. Пейте. Это очень полезно.
Она села рядом со мной на диван и внимательно наблюдала за тем, как я отпил половину стакана. Когда я опустил стакан, она пододвинулась чуть ближе и посмотрела на меня медовыми глазами; я почувствовал, как ее щека прикоснулась к моей, дыхание стало теплым и учащенным. Очень ласково она прикоснулась к моей шее.
— Выпейте до конца, — проговорила она, позволив сари чуть приподняться, отчего стал виден краешек ее золотистых ног.
Это была самая малость, просто намек, но отнюдь не процесс раздевания и даже не его начало. Потом девушка снова проговорила:
— Пейте быстрее, потому что я хочу показать вам… Кали.
Ее улыбка… Черт бы побрал эту ее улыбку!
Я выпил, залпом оглушив весь остаток. Меня била дрожь.
Она была так прекрасна… а ее улыбка, ее намеки, ее призывы. В общем, я выпил все до дна, как самый последний дурак.
Дурак! Как только я поставил стакан, она встала с дивана и прошла в дальнюю часть комнаты, за занавеску.
— Подождите, — сказала она, — я недолго.
Недолго? Час? Не знаю. Действие напитка начало сказываться почти мгновенно. Едва она скрылась за занавеской, как я почувствовал, словно как бы получше это выразить — засыпаю, все видя и слыша вокруг себя. Комната, все предметы в ней перестали казаться мне грубыми и неуклюжими. Я словно сливался с ними. Тело мое как будто лишилось веса; когда я шевельнул рукой, она взлетела, поплыла ввысь и в сторону. По телу растеклось сладостное тепло особенно приятно было в области желудка. Мне еще никогда не было так хорошо, просто божественно: я словно нашел верный, так нужный мне и единственный язык для связи с внешним миром. Я ощущал свое могущество; я мог позволить себе буквально все. Я был самим Богом. Мое обоняние словно взбесилось: нос стал объектом яростных нападок очень странных запахов, которых я доселе никогда не ощущал. Кроме одного: в этой комнате я чувствовал тот же запах, который всего лишь час назад вдыхал, находясь в храме Кали — это был запах козла. Козел находился в этой самой комнате.
