Никакая сила на свете не могла заставить ее сейчас спуститься в подвал и посмотреть, что там происходит.
Шум грозы заглушил все другие звуки, и все же она не могла отделаться от странного ощущения, будто слышит чьи-то ступающие по дому шаги, что чувствует на себе чей-то внимательный взгляд.
Она опустила шторы на лоснящихся от влаги черных окнах, что вселило в нее чувство относительной безопасности, хотя разница оказалась совсем незначительной. Она твердо сказала себе, что звон стекла был ничем иным как звуком удара ветки о поверхность окна в подвале.
Впрочем, мысль эта оказалась малоутешительной и лишь напомнила, что той женщине, которая лежит внизу, сейчас уже совсем не страшно. Ее же саму не могло теперь успокоить ничто, кроме ощущения крепких плеч и рук Бена, сжимающих ее в своих объятиях, его сообразительного и прозорливого ума, способного придумать что-то, лишь бы убрать из подвала это тело.
Ее стала окутывать какая-то цепенящая отупелость, будто она потеряла даже способность бояться. Она вернулась к креслу, села, сжавшись в комочек, и стала беззвучно молиться скорейшему приходу Бена и наступлению утра.
Часы пробили половину первого.
Прошел еще один час, а она все так же сидела в своем кресле съежившаяся, не шевелящаяся, даже ни о чем не думающая — просто отрешенная от всего. На какое-то мгновение шум грозы утих, словно ветер решил устроить себе краткую передышку, и в наступившей тишине она различила звук шагов по дорожке — настоящих шагов, жестких и быстрых. В замке повернулся ключ, дверь распахнулась и в комнату вошел Бен.
Он насквозь промок, был весь в грязи и бледен от усталости. Но это был Бен. Едва убедившись в TOM, что это он, она бросилась к нему, тут же начав бессвязно пересказывать все, что имело отношение к ее находке.
Он легонько поцеловал ее в щеку и снял ее руки со своей шеи.
— Ну-ну, что ты, дорогая, ты же промокнешь. На мне сухой нитки нет. Он снял очки, протянул ей, и она тут же принялась протирать их. Он щурился от яркого света.
— Пришлось от самого перекрестка топать. Ну и ночка!
Он начал снимать пальто и туфли.
— Никогда тебе не понять, что это такое — найти место, в котором горит огонь. Бог мой, как все-таки приятно оказаться дома.
Она попыталась еще раз начать рассказ о пережитом и увиденном, но он и сейчас прервал ее.
— Ну подожди, дорогая. Я понимаю, ты чем-то расстроена. Но дай мне хоть переодеться во что-нибудь сухое, потом я спущусь и ты мне обо всем расскажешь. Почему бы тебе не приготовить кофе и тосты? Вымотался страшно это был какой-то кошмар, я даже стал сомневаться, что вообще доберусь до дому. Несколько часов прошагал.
Бен заметно устал, озабоченно подумала она. Ну да ладно, теперь, когда он здесь, можно чуточку и подождать. Минувшие часы показались ей теперь просто кошмаром — ужасным, но, как ни странно, отнюдь не настоящим. Находясь в обществе Бена, такого надежного, будничного и веселого, она стала даже сомневаться, а был ли вообще этот кошмар? Была ли и та женщина в сундуке, хотя образ ее вполне отчетливо стоял перед ее взором. А что, если настоящей была лишь гроза?
Она прошла на кухню и занялась приготовлением свежего кофе. Стул, который все так же подпирал кухонную дверь, оставался напоминанием ее ужасов. С приходом Бена это показалось ей глупым, и она поставила его на прежнее место у стола.
Спустился он довольно скоро, даже кофе еще не был готов. Как приятно было снова видеть его в старом сером банном халате с руками, засунутыми глубоко в карманы. Каким естественным и здоровым казался он ей сейчас со своим раскрасневшимся круглым лицом и торчавшими вокруг лысины маленькими стрелками влажных волос. Она почти испытывала стыд, когда рассказывала ему о лице в окне, об открытой двери и, наконец, о теле в сундуке. Теперь ей и самой казалось, что ничего из рассказанного попросту не могло произойти.
Ни секунды не колеблясь, Бен так прямо и сказал об этом.
Потом подошел и обнял ее.
— Бедняжка ты моя. Гроза до смерти напугала тебя, впрочем, это и неудивительно. Она просто накачала тебя страхом.
Она нерешительно улыбнулась.
