Как же она ненавидела их всех! И Сивцову, и Жуана, и даже Эйнштейна. Единственным человеком в этой компании, к кому Варя не испытывала явной неприязни, был Ворон. Влада Воронина она просто боялась. Страх этот был иррациональным, абсолютно ничем не подкрепленным. Ворон не унижал ее, как Сивцова, и не выставлял посмешищем, как Жуан с Эйнштейном, кажется, он вообще ее не замечал. А она все равно боялась: и взгляда исподлобья, и чуть снисходительной усмешки, и того, что ему вдруг тоже захочется ее унизить и оскорбить.
Этот вечер был особенно ужасным. Еще в школе на переменке Сивцова заявила, что ее мама велела Варе прийти к ним прибраться в квартире. И Варя не могла ее ослушаться, потому что Юлина мама и была той самой строгой тетенькой из социальной службы, и именно от нее зависела дальнейшая Варина судьба. Во всяком случае, так ей объяснила Юлька.
«Савельева, либо ты помогаешь нам по хозяйству, либо твоего батю алкоголика лишают родительских прав, а тебя отправляют в детдом». Вот такой получался выбор. Батрачить на чужую мерзкую тетку было унизительно, но перспектива оказаться в детском доме казалась еще хуже. И отца страшно оставлять одного – без ее присмотра он окончательно пропадет.
Варя решилась. Тем более что особой работой ее в доме Сивцовой не загружали. Постирать, погладить, пару раз в неделю сделать влажную уборку, сходить в магазин за продуктами – обычная рутина, ничего ужасного. Гораздо хуже самой работы была Юлька Сивцова. Юлька возомнила себя столбовою дворянкой, владычицею морскою, а ее, Варю, – прислугой. Сначала Варя пыталась бунтовать, но разговор с ней был короткий: не хочешь быть прислугой, иди пакуй вещички в детдом. Единственное, что Варю утешало, – это то, что никто в классе не знал о ее унижении. До сегодняшнего вечера…
Принесла же нелегкая этих троих как раз в тот момент, когда она драила Юлькину кухню. А Сивцова, гадина такая, нет бы сказать, будто Варя зашла к ней в гости или по делу, рассказала всю правду. Правда в ее исполнении получилась несколько извращенной, про бедную сиротку и добрую Юлькину маму. Варя своими ушами все слышала, стоя за неплотно прикрытой кухонной дверью. Юлька рассказывала, а эти трое ржали. Во всяком случае, Жуан с Эйнштейном точно ржали. К горлу подкатила тошнота, а сразу же вслед за ней началось удушье. Хорошо, что ингалятор был при ней, и приступ астмы удалось вовремя остановить.
Варя думала, что на сегодняшний вечер с нее достаточно неприятностей – хватило жуановских барских закидонов, – но Сивцова считала иначе, Сивцова решила добить ее окончательно. «Савельева, ты пойдешь на эту вечеринку и не будешь сидеть с кислой рожей в углу, а станешь веселиться, как остальные. Или веселить остальных, я еще не решила».
Вечер в компании этих моральных уродов?! Может, лучше сразу в детдом? Там, по крайней мере, из нее не будут делать прислугу и посмешище.
«Можно, конечно, и не ходить, – Сивцова читала ее мысли, – но подумай о своем чокнутом папашке».
Варя подумала и согласилась. Ничего страшного с ней не случится на этой их вечеринке…
Но даже на этом ее неприятности не закончились. Когда Юлькины гости стали собираться по домам, Варя решила ускользнуть незаметно. Ей не дали…
– Савельева, ты куда это одна на ночь глядя? – Жуан поймал ее за рукав пальто, мерзко ухмыльнулся.
– Пусти! – Она дернула руку.
– Не пущу, девушкам нельзя шастать по темноте без провожатых. Ты нам на вечеринке нужна целая и невредимая.
– Отвали! – К горлу снова подкатило удушье. Варя нашарила в кармане ингалятор, судорожно сжала в кулаке.
– Я же сказал, что провожу. – Ей на плечо легла тяжелая ладонь. – Пойдем, Савельева, а то жарко тут стоять.
– Видишь, Савельева, Ворону уже жарко! – заржал Эйнштейн. – Ты смотри там поаккуратнее с ним.
– Заткнись! – буркнул Ворон, выталкивая Варю из квартиры.
– Ну, куда идти? – спросил он, когда они оказались на улице.
