Сара содрогнулась, почувствовав, как что-то трется о ее лодыжку. В очередной раз она зажгла фонарь и посветила на пол. Ослепленная крыса сбежала, исчезнув среди куч мусора. Сара выключила свет и топнула ногой по утрамбованной земле, надеясь спугнуть грызунов, которые без конца кружили около нее. Она боялась. К тому же в довершение всех несчастий она забыла часы в поместье, поэтому теперь не понимала, сколько прошло времени. От страха пересохло в горле, но она пыталась экономить воду, не зная, сколько времени ей придется провести в этой тюрьме.
Она совершенно не доверяла своей сестре. У Сары не было иллюзий: Антония поступит так, как хочет ее левая нога, – вот и все. Все зависит от ее настроения. В эйфории она может позвонить Тизи, а если будет не в духе, то пройдет мимо телефонной кабинки не задерживаясь.
Увы, даже если информация дойдет до старика, нет ни малейшей уверенности в том, что он согласится покинуть свой сарай ради спасения приемной дочери.
«Он сказал, что мы ничего для него не значим, – припомнила Сара. – Что он не желает больше ничего слышать о нас… »
Может, он положит телефонную трубку на рычаг и установит в проектор одну из бобин «Юдифи из семи замков»? Как только лицо Лиззи Кац появится на экране, он забудет обо всем на свете и погрузится в созерцание своей единственной любви, Сара готова была биться об заклад.
Теплый комок шерсти снова потерся о ее лодыжку, она наугад ткнула ногой в надежде размозжить грызуну голову.
Надо было поберечь батарейку фонарика. Пока она не чувствовала настоящей опасности. Крысы еще не решались атаковать все вместе, но рано или поздно это произойдет. В какой-то момент они перестанут ее бояться, и вот тогда-то начнутся настоящие проблемы.
Антония не смогла покинуть поместье в тот же вечер, как она рассчитывала, потому что на швейцарских рейсах не осталось свободных мест. Ей пришлось провести ночь в огромном здании, дрожа от нетерпения. Она была так возбуждена, что не сомкнула глаз. Она забыла о самом существовании Сары. Каждые десять минут она открывала сумочку, вынимала ключ от швейцарского сейфа, крутила его в руках, так что металл разогревался от жара ее тела. Она даже подносила его к губам и целовала или пристраивала на груди, как золотую подвеску. Она еле сдерживалась, чтобы не испустить торжествующий крик, рычание волчицы.
И – вот редкость! – ей даже хотелось заняться любовью. Уже много лет она из принципа вела целомудренную жизнь. Два неудачных опыта – в шестнадцать и двадцать лет – оставили ее девственницей, испытывающей отвращение к сексуальным приключениям. И хотя в пустыне она делала вид, что совокупляется с Тошем и Ван Диком, но только для того, чтобы придать достоверность своей роли разгульной взбалмошной девицы. На самом деле парни были гомосексуалистами, они охотно согласились разыграть комедию, чтобы позлить Сару, казавшуюся им слишком скованной. Что же касается Антонии, то она испытывал огромное удовольствие, строя из себе битницу, жаждущую свободной любви и искусственного рая, хотя на самом деле оставалась настороже, следя за малейшим движением сестры. Только раз Антония поддалась наркотическим глюкам, когда Сара уехала в ЛосАнджелес, чтобы показать врачу свое порезанное запястье. Оставшись одна с Тошем и Ван Диком, Антония дала убедить себя и решила поучаствовать в опыте расширения поля сознания. Это чуть не стоило ей жизни, потому что Гвеннола Маэль воспользовалась этим, чтобы убить парней.
«Какая же она чокнутая! – вздрогнула Антония, вспоминая происшедшее. – Я готова поспорить, что она даже не узнала меня, когда проскользнула в ангар. А я была настолько под кайфом, что даже не смогла бы защититься, попытайся она меня придушить, как остальных».
Да, это было неприятное воспоминание, одна из немногих ошибок. Антонии было стыдно. После отъезда Сары у нее началась депрессия, она не понимала, в чем дело. Внезапно ее обуяло непреодолимое желание послать все к черту. Ее переполняло отвращение ко всему миру, до самых дальних галактик. Одна из тех черных дыр, которые иногда угрожали поглотить ее в свои колодцы антиматерии. Тош и Ван Дик, догадавшись, что она раскачивается над бездной, неожиданно вытащили пакетик мексиканских грибов, которые приберегали для мгновений самой черной депрессии.