Тот поднял голову. Это оказался Перри, на нем была драная блуза с поясом. Только что в руках у него ничего не было, но внезапно он их поднял – и на солнце блеснул скальпель, которым он когда-то угрожал мне. Не говоря ни слова, он резко взмахнул рукой. Хлынула кровь, и полицейский упал. В ту же секунду раздался выстрел – словно разорвали лист бумаги, – и полицейского, что держал поводья «Черной Марии», резко швырнуло в сторону, и он свалился на дорогу. Еще один выстрел поразил его напарника. Одна лошадь поднялась на дыбы, ударила вторую. Из магазина как раз выходила женщина – она завопила от ужаса. Встречный экипаж вылетел на тротуар и, едва не сбив женщину, врезался в ограждение.
Этелни Джонс достал револьвер. Видимо, вопреки правилам, он взял оружие в посольство и все время держал его в кармане. Он поднял оружие и направил его на мальчишку.
Я вытащил мой собственный револьвер. Джонс взглянул на меня, и в его глазах промелькнули изумление, испуг, а потом и осознание происходящего.
– Мне очень жаль, – сказал я и выстрелил ему в голову.
Тебе покажется, дорогой читатель, что я тебя надул – хотя, если честно, не так ты мне и дорог… но я изо всех сил пытался уйти от всякого надувательства. Это значит, что я не лгал. По крайней мере, не лгал тебе. Возможно, это вопрос толкования, но все-таки есть существенная разница между, например, «Я Фредерик Чейз» и «Позвольте сказать вам, что меня зовут Фредерик Чейз» – а именно это, если не ошибаюсь, я напечатал на самой первой странице. Разве я сказал, что тело, лежавшее на плите в Майрингене, – это Джеймс Мориарти? Нет. Я лишь указал, с достаточной точностью, что это имя было написано на бирке, висевшей на запястье покойника. Наверное, сейчас вы уже поняли, что я, ваш рассказчик, и есть профессор Джеймс Мориарти. Фредерик Чейз жил только в моем воображении… возможно, в вашем тоже. Стоит ли удивляться? В конце концов, чье имя стоит на обложке этой книги?
Я все время соблюдал скрупулезную точность, пусть даже ради собственного развлечения. Я ни разу не описал ощущений, которых реально не испытывал. Я познакомил вас даже со своими снами. (Разве Фредерику Чейзу могло присниться, что он тонет в Рейхенбахском водопаде? Сильно сомневаюсь.) Мои мысли и мнения я для вас тоже не искажал. Этелни Джонс мне нравился, я даже пытался отговорить его браться за это дело, когда узнал, что он женат. Я действительно считал его человеком способным, хотя и не без слабых мест. К примеру, его попытки изменить внешность были смехотворны. Когда перед походом в Блэкуолл-Бейсин он явился в обличье пирата или рыбака, я не просто узнал его, мне пришлось сдерживать себя, чтобы не расхохотаться. Я добросовестно записывал все произнесенные слова, мои и всех остальных. Возможно, иногда я не раскрывал все подробности, но уж точно ничего не привносил от себя. Вы подумаете, что письмо такого рода – это тонкая и благодатная работа, но мне она показалась на удивление нудной… сколько часов я провел за машинкой, на которую взвалил непосильный труд: отстучать восемьдесят тысяч двести сорок шесть слов (есть у меня такая особенность: я способен подсчитать и запомнить количество знаков в каждом напечатанном слове). Несколько клавиш запали. Клавиша с буквой «е» настолько обесцветилась, что стала нечитаемой. Однажды кому-то все это придется перепечатать заново. Моему давнему противнику Шерлоку Холмсу повезло – у него был верный летописец его приключений доктор Ватсон. Вот бы мне такую роскошь! Я знаю, что напечатать это повествование при моей жизни не получится, если получится вообще. Такова природа моих занятий.
Я должен объясниться. Мы проделали вместе долгий путь, и, прежде чем мы расстанемся, надо полностью снять все вопросы. Я устал. Мне кажется, я написал уже достаточно, но все равно необходимо вернуться к началу и даже углубиться еще дальше, чтобы все расставить по своим местам. Мне вспоминается теория гештальта, выдвинутая Христианом фон Эренфельсом в его замечательной работе «О качествах формы» – кстати, именно ее я читал по дороге в Майринген, – которая изучает взаимоотношения между мозгом и глазом. Сейчас широко известно такое явление, как оптический обман. Вам кажется, что вы видите подсвечник. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это два человека, которые смотрят друг на друга. Предложенное вам упражнение – нечто в этом роде, хотя куда менее банальное.
