Отец съездил в город и привез какую — то шкатулку. Думая, что мы с Ванюшкой спим, он высыпал на середину стола грудку золотых вещиц: кольца, часы, браслеты, серьги…
Зачем ты это купил, Никита? — мать заплакала. — На что жить — то будем? Теперь вот смотри на это добро…
Проживем, мать, — отец сгреб золото в шкатулку и запер ее на ключ. — Я слыхал, что опять денежная реформа будет. Деньги деньгами, а это золото. Вдруг война или еще что — нибудь. На Север поедем, там у всех бешеные деньги. За каждую вещицу в три раза больше дадут, — отец положил шкатулку в окованный железом сундук, щелкнул внутренним замком да еще повесил большой висячий замок, сунул ключи в карман ватника.
На следующий день отец заколол моего любимого быка Борьку и мясо продал на базаре, а ели мы хуже некуда.
Я спросил у отца:
Ты зачем продал мясо? У меня даже голова кружится. Все картошка да капуста.
Ты должен благодарить бога за все — и за хорошую пищу, и за плохую; за удобную постель и за отсутствие всякой постели; за чай с сахаром и за чай без сахара, — сердито ответил отец.
Наш ветхий домишко состоял из двух тесных комнат. На кухне пристроили сундук, дощатый стол и длинную скамью. На стене висели ходики. В углу громоздилась печь. За ней приютилась моя лежанка, скрытая занавеской. У печки всегда лежала куча дров. Спальня выглядела уютнее: широкая деревянная кровать, стол, накрытый белой скатертью, на нем тяжелое зеркало, а на стене обвитые вышитыми полотенцами портреты матери и отца… Единственной утехой тех дней были для меня книги.
Я выменял на самодельные игрушки у одного школьника электрический фонарик и несколько новых батареек.
Ночью, когда все спали, я с головой укрывался одеялом и включал фонарик. На раскрытую книгу падал яркий свет. За несколько ночей я прочитывал книгу, и каждая новая книга открывала мне новый, интересный мир.
У Ванюшки постоянного места не было. Он спал то со мной, то на сундуке, то ютился у Сашки. Так бедно и безрадостно мы жили…
Наступила весна. Пахнуло из леса сыростью стаявших снегов, прохладой из оврагов, глубоких, как сон.
Накануне весеннего праздника я встал очень рано. Мать уже побрякивала в кухне посудой.
Ты чего это поднялся в такую рань? Забота тебе, что ль, какая? — удивилась мать, открывая заслонку печи и поджигая еще с вечера приготовленные дрова.
Праздник завтра.
А тебе что до этого?
На демонстрацию пойду, надо подготовиться.
Пойдет он, — пробурчала мать, — а отец разрешил?
А мне в школе сказали, чтобы я обязательно пришел.
Без отцова спроса и не думай. — Мать навалила из ведра в деревянное корыто мелкой картошки и веселкой стала гонять ее в воде.
Взяла бы да сама и отпустила, — посоветовал я. — А я бы пока что — нибудь хорошее сделал.
Вон вскопай грядки, а там посмотрим.
Я — скорее в огород. Жирные комья чернозема весело отлетали от лопаты. Тщательно проборонив гряды граблями, я поспешил к матери:
Отпустишь?
Вон уж погладила наряд. — И правда, на табуретке лежали мой новый костюм, белая, расшитая красным узором, рубашка и черный шелковый пояс.
К братской могиле вас поведут. Помяни их там да помолись. Тяжело им в аду. Коммунисты все, — мать вздохнула и стала мять картошку толкушкой.
«Что бы такое понести, когда пойдем на демонстрацию? — подумал я. — Выпилю — ка из фанеры голубя и укреплю его на палке. К ней еще привяжу искусственные цветы».
Я так и сделал. Покрасил голубя голубой краской, палку красной, а цветы расписал под анютины глазки. Все получилось здорово.
Ночью. я спал беспокойно Уж очень мне хотелось попасть на демонстрацию. Утром просыпаюсь, а одежды нет. Я сразу к матери. А она меня огорошила:
Отец забрал. Да еще и обругал меня. Сказал, что нечего беса тешить — по демонстрациям ходить.
А как же я теперь? — чуть не заплакал я от обиды.
Иди в чем есть.
Я поглядел на свои старенькие брюки, с заплатками на коленях и «очками» на заду.
Как же я в них — то? Все наряженные придут…
Мать только вздохнула, налила молока в кружку:
Завтракай.
Не хочу я. А голубь где? — испуганно вскричал я.
Сжег отец.
Тут уж я не вытерпел, горько заплакал и бросился в сарай, где отец устроил столярную мастерскую. Я быстро выстругал палку, вырезал из картона голубя и раскрасил все это акварелью. Конечно, с первым голубем не сравнишь, но все — таки идти на демонстрацию можно и с таким. Я помчался к школе. Там уже ребята строились в колонну. Все были нарядные, веселые. Я выглядел среди них оборвашкой.
