«На целую неделю! – рассерженно подумала Марта. – Джонатан не врач, чем он может помочь отцу? Он даже не попрощался со мной лично!»
Она не стала отвечать на письмо. То, что она не была готова признаться ему в любви, вовсе не означало, что Джонатан мог легкомысленно относиться к ней!
Стрелки часов показали девять – пора собираться на яхту. Так даже лучше. Она сможет хорошо повеселиться и не выслушивать нравоучения Джонатана.
И глаза Марты заблестели лукавыми искорками.
Глава 16.
Берта потратила три дня на то, чтобы тщательно собрать вещи в своей стокгольмской квартире. Она бережно укладывала каждую книгу, фотографию, тарелку в объемные картонные коробки. Три дня для того, чтобы собрать шесть лет жизни в десять коробок.
Накануне отъезда в Миттенвальд пошел сильный дождь. Он зрел постепенно, как виноградная гроздь, целый день наливаясь темной чернильной тучей, чтобы вечером пролиться градом капель, крупных, как спелые ягоды. Капли разбивались о крыши домов, шпили церквей, городские мостовые, устраивали пляс на поверхности прежде тихого зеркального озера.
Берта, укутавшись в палантин, смотрела в окно. Говорят, дождь перед дорогой – хорошая примета. Интересно, что бы на это ответила бабушка? Бабушка Луиза всегда ей говорила, что приметы сбываются только у тех, кто в них верит, а строить свою собственную жизнь и счастье на приметах – безрассудно и смешно.
«Каждый сам кузнец своего счастья» – эта пословица была бабушке Луизе больше по душе, и именно об этом сейчас размышляла Берта. И сразу дождь показался ей стуком наковальни кузнеца, словно ей помогали смыть ее прежнюю жизнь, в которой было столько обид и разочарований, и написать новое яркое и счастливое полотно.
«Чем же мне заняться на новом месте?» – размышляла девушка, готовя себе пасту с томатами и пармезаном. Тут же ум предложил несколько логичных и удобных вариантов. И сквозь этот решительный голос рассудка чуть слышно пробивался нерешительный голос сердца: «Ты всегда хотела стать дизайнером интерьеров». Берта улыбнулась этой мысли и подбодрила ее: «Допустим. Но кому нужен дизайнер интерьера в маленькой деревушке?»
Голос зазвучал увереннее: «И в Миттенвальде живут люди, которым нравится домашний уют и красиво убранный дом. И рядом есть крупные города такие, как Мюнхен. Начинать всегда страшно. Но главное – сделать первый шаг».
Берта поужинала вкусной пастой, заварила себе чай с чабрецом, взяла чистую тетрадь и села писать свой маленький и скромный бизнес-план.
Как ей заявить о себе? Когда открывать свое интерьерное бюро? Какую цену назначить за услуги? Писать не получалось; мысли прыгали в голове, как дети на батуте. Берта отложила тетрадь, и руки сами потянулись к белым чистым листам для акварели. Раскрыв краски, Берта постаралась ни о чем не думать, а просто рисовать.
И вот из-под ее кисти стали появляться дивные комнаты: гостиные с глубокими диванами, журнальными столиками с вазами цветов и стопками книг. Умиротворяющие спальни с застеленными красивым текстилем постелями и чайным столиком у окна. Шторы и подушки, полки и подсвечники, музыкальные инструменты – всему нашлось место на этих интерьерных акварелях.
Это было уютное домашнее волшебство.
«Домашнее волшебство! – воскликнула девушка. – Вот оно, название для моего бюро! Одну комнату в бабушкином доме переоборудую под офис. Закажу чугунную вывеску на дверь. Оформлю необходимые бумаги. У меня все получится! Должно получиться».
Из приоткрытого окна повеяло дождливым прохладным
воздухом, как будто кто-то ласково погладил ее по щеке.
«Я знаю, ты на моей стороне, дорогая бабушка!» – сквозь слезы улыбнулась Берта и отправилась спать, погружаясь в крепкий и свежий сон.
Над шпилями соборов пролетали облака. Они прибыли в Швецию из солнечной Баварии и сквозь сон рассказывали Берте, что дом с вишневыми ставнями зовет свою новую хозяйку с пшеничными волосами, открытым сердцем и манящей мечтой.
Глава 17.
Джонатан с тяжелым сердцем заходил в родительский дом. Небо темнело, собирая в круг лиловые тучи в пышных дождевых платьях.
Каждый раз, заходя в этот дом, Джонатан разрывался между двумя чувствами: щемящей радостью, навеянной воспоминаниями о маме, и скованностью, вызванной чрезмерно шумным и громким поведением папиной второй жены Хелен.
