Мать не называла их, а приводила примеры, рассказывала о судьбах людей, прошедших на ее глазах за три года. Требовательный ее голос, голос рабочей матери, был спокоен, тверд. Зуев, не прерывая, тупо слушал.
И он снова вспомнил седьмую танковую атаку на Днепре перед Речицей. И бутылки, принесенные комиссаром. Когда возле его окопчика оставили десяток бутылок, он привязал шпагатом терку к поясу, чтобы не потерять в бою. Взял бутылку и попробовал на вес. Широкая лучина — длиной с карандаш — была покрыта смесью бертолетовой соли, серы и клейких веществ. Зеленоватая смесь. Та самая, что давалась на английский спецзаказ, от которой так часто самовоспламенялась партия подготовленного полуфабриката на спичечной фабрике — от такой вот и погиб его отец. Танки шли. Но он как завороженный смотрел на огромную спичку, прикрепленную двумя резинками к литровой бутылке. И вдруг он узнал в ней руку матери. Мальчишкой он гордился тем, что мать была ударницей. Тогда еще часть продукции делалась вручную, и мать выполняла по полторы-две нормы. А в честь Октября, Восьмого марта и Первого мая давала по две с половиной. «Несла вахту моя маманька!», — гордился тогда Петяшка. Мать не обмакивала решетку со спичками в массу, как делали другие, а быстро проводила ею слева направо так, что в корыте поднималась небольшая густая волна. Получалось все очень быстро и за смену удваивало производительность. Только головки были обмакнуты чуть-чуть наискосок. По этому косому срезу серной головки на большой спичке-лучине он узнал руку знаменитой ударницы «Ревпути»: это посылала ему мать! Примитивное и поэтому смешное оружие против бронированного и ненавистного врага. Это была та родная, единственная, которой можно было все сказать, на все пожаловаться. Но это посылала им всем и та, большая, единая для всех нас мать — родина!
«Эй, Петяшка, Петяшка», — как будто услышал он тогда маманькин голос.
Он поджег тогда два танка.
И вот сейчас этот же дорогой голос говорил ему:
— Как же ты посмел бросить нас врагу, как посмел добежать до Волги?..
Да и в самом деле, чего он так распсиховался? Из-за чего? Война. Для всех. А все мы — народ. Древний. Могучий. Каждый вынес свою долю страданий.
«А Зоя? Неужели тоже страдала? Как солдат или как потаскуха? Кто же они, эти… Что это — новая категория граждан или презренные отщепенцы? Но ведь мы же учились вместе, в одной школе, сидели на одной парте, вдвоем бродили, мечтали о будущем! Ведь я любил ее…» Это он только сейчас понял.
— Он что — изнасиловал ее? — неожиданно спросил он у матери.
Мать, отбросив полог, взглянула на сына:
— Да что ты такое говоришь? Матери-то!
— Да надо мне знать. Надо, маманя!.. — В голосе его помимо воли послышалось рыдание.
— Не знаю я, как это было. Да что я, свахой, что ли, у них была? — в сердцах сказала мать, шагнув из-за перегородки. — Только, говорят, вроде полюбовно, по закону…
— Полюбовно?!.. А-а-а… По какому же закону? — Это было еще хуже. — Ну как это было, скажи?
— Как будто расписывались они в бургомистрате этом… — промолвила мать, садясь на табуретку у стола.
Через месяцы, когда, как и все на свете, зарубцевалась и эта рана, он понял, вернее вспомнил, что гнев его — это было то возрожденное страданием, совсем зеленое чувство юношеской любви, утрату которого часто невозможно восполнить за всю жизнь.
Если бы он тогда способен был спокойно узнавать и сопоставлять факты, то заключил бы, что существует одно из второстепенных, производных, но извечных правил и даже прав войны. Тысячи лет войны перемешивают расы, племена, народности и нации. Миллионы трагедий, подобных той, которая свалилась на капитана Зуева, видела земля. Но то, что это случилось в этой войне и с ним самим, показалось ему чудовищной, кощунственной несправедливостью. И даже если бы он и способен был в эту минуту на такие мудрствования, ему все равно не было бы легче.
Он подошел к матери, сидевшей на табуретке, как бывало в детстве, стал на колени и, уткнувшись головой в ее ноги, горько, по-детски заплакал. Мать молча гладила его голову. Слезы облегчили горе, и стало немного стыдно. Уже успокоившись, он все не отрывался от материнских колен.
