И Зуева вдруг властно потянуло в район, на поля недавних сражений.
«Как же они выглядят сейчас? Мин одних сколько там понатыкано…»
Мысль о минах снова вернула его к документам. Он перелистал несколько страниц и снова отложил папку. «Эх, Шамрай, Шамрай! Что же с тобой стало, мушкетер мой дорогой?!» — подумал Зуев.
В комнату снова вошла мать. Он открыл глаза.
— Мама! В бане Котьку Шамрая встретил… — сказал сын.
Мать встревоженно вскинула глаза:
— Ну как он? Вернулся, говорят… То-то обрадовались, поди…
— Н-нет, не успели поговорить. Чудной он стал. Вроде сердится…
— Чего ему? Может, из-за Зойки?
— А что? — Зуев повернулся набок. — Ну как она? «Три мушкетера, три мушкетера»… — замурлыкал он школьную песенку. — Эвакуировалась или в оккупации была?
Мать смотрела на сына с горестной улыбкой.
— Что ж ты дружка-то не спросил? Он, может, лучше меня рассказал бы тебе…
— А как его спросишь, такого ерша? — сказал Зуев, глядя снизу на мать. — Она сама, может, мне все расскажет.
— Эх, Петяшка, в ее положении…
Какое же положение? Неужели всерьез ждала его? Но он ведь ничего не обещал, да и вообще не было между ними сказано ни одного слова. Ни вздоха… Нет, пожалуй, вздохи были… Но ни разу даже не целовались. Переписывались, правда, первое время. Но это была не то чтобы любовь, нет. Это была чистая, юная дружба, дружба здоровых, честных советских ребят… Ну, в последние месяцы, может, и были какие-то чувства…
«Я признаю только интеллектуальную любовь», — говорила Зойка, когда он донимал ее вопросами, как она относится к Шамраю. И этим все было сказано.
Он вспомнил последний год. В десятом классе они все так же верховодили в школе. Но между ними что-то треснуло. Зойка стала беспокойной и пассивной к общественной работе. Ее не переизбрали в бюро. Зуев как-то услышал, что завпед Клавдия Ивановна Молчанова говорила: «Эта дружба женитьбой кончится. Вот только кто из двоих?..»
Ерунда какая-то. Когда он сказал об этом Самусенку, она два дня не ходила в школу, а потом нагрубила Клавдии-кубышке, как дразнили ученики завпеда.
— А что ж Зойка? Замуж вышла, что ли? — спросил он у матери.
«Действительно, все же девчата выходят замуж. А Зойка? Ведь самая лучшая, самая культурная из всего выпуска! А Портос-то ведь втрескался в нее еще в десятом. Она как-то сама рассказала, что Костя делал неуклюжие попытки объясниться».
«По-физкультурному это у него выходит…» — смеясь, сказала она Зуеву, лукаво глядя ему в глаза. Они тогда часто провожали друг друга домой. Сначала она проводит его к дому, а потом — он ее. И так иногда по два-три раза провожались. О чем только они не переговорили за эти часы. А иногда шли просто так, молча… Всю дорогу молчали. И это было еще лучше…
Вспомнив все это, Зуев задумался. Очень неясными были личные отношения их тройки. До девятого класса это была дружба чистая. А к концу учебы в школе на «мушкетеров» не могло не повлиять то, что двое из них юноши, а третья — девушка. Клавдия-кубышка лишь неосторожно сорвала пелену с того, что уже созревало у всех троих.
Но, как это бывает в несмелой юношеской любви, Петяшка стал более стеснительным с того времени, как в нем зародилось чувство. И в пору наибольшей влюбленности он стал чуждаться Зойки. Он ведь всегда был человеком самокритичным и рядом с Котькой Шамраем безо всякой борьбы пасовал. Шамрай был парень напористый, но тут Зойка не раз выливала целые ушаты холодной воды, охлаждавшие его физкультурную натуру. Так они и разошлись после окончания школы, не только не поставив точки над «и», но и не сделав ни одного вразумительного шага, чтобы выяснить отношения.
Было, правда, еще одно лето…
Зуев улыбался… Он даже вздрогнул, когда мать спросила громко:
— Да ты что улыбаешься? Обрадовался тоже…
«Она перед этим что-то сказала?» Да, он спросил, не вышла ли Зойка замуж. А мать ответила. Что она ответила? Он так замечтался, вспоминая их провожанья… Ну да, мать сказала, кажется: «Женилась девка. И ребеночек у нее…» «Неужели Портос обскакал? Ага, то-то он был такой надутый сегодня…»
Мать смотрела на сына как-то странно.
— Что же, как они живут? Ладно?
