— Комиссионный магазин тут открыть бы, а не военкомат… — сказал Плытников.
Поострив еще немного, Ильяша ушел.
Зуев открыл все окна второго этажа, а сам спустился вниз. Обойдя «резиденцию» вдоль и поперек, он остался доволен ею.
«Первым долгом — замазать этих голых уродов. Или плакатами их залепить, что ли!..» — думал он.
Он раскрыл папку, уже собираясь внимательно проштудировать приказы и директивы. Но в это время шум голосов, свистки и ругань под окнами оповестили, что начался очередной базарный скандал.
Зуев захлопнул папку.
Закрыв окна и навесив замок на дверь, он задумчиво щелкнул ключом. Остановившись на ступеньках, провел ладонью по шершавой щеке. «Не пойти ли в баню пока? Нет уж, после обеда… Мать, поди, заждалась».
— Теперь уже обедать будем, что ли? — встретила его легкой укоризной мать. — Начались дела? А побриться так и не успел?..
«Так и не побрился… И никто из районных начальников не сделал замечания. Да и не заметили они непорядка. Да, тут надо следить за собой. А то разболтаешься в два счета в этой сутолоке».
Капитан, улыбнувшись, кивнул головой. Двоюродный братишка Сашка уже «прикипел» к машине, как заправский шофер. Он успел вымазаться, как трубочист.
— Сынок, после обеда отдыхай да собирайся в баню, — предвосхитила мать желание капитана. — Там и побреешься. И захвати с собой этого обормота. Видишь, вымазался как?
— А машину на Иволге помыть надо, — сказал Сашка.
— И то верно… — подтвердил старший Зуев.
5
Через час на реке собралось десятка полтора Сашкиных друзей. Закатав штаны, они самоотверженно лазали в холодную воду и, вырывая друг у друга то ведро, то тряпку, терли творение Машечкина. Мокрый Сашка важно сидел в машине и безапелляционно подавал сложные шоферские команды. Они исполнялись всей компанией беспрекословно. Пришлось за честные труды катать всех участников мытья машины.
Затем наступила очередь и самих хозяев.
На фабрике был мужской банный день. Отличная баня с цементными полами, со стенами, выложенными кафельной плиткой, решетчатым деревянным помостом у кранов была полна народу. В парную образовалась небольшая очередушка. Люди с шайками и березовыми вениками весело переговаривались, предвкушая блаженство.
Сашка еще на реке загляделся на обнаженный торс капитана. Левая половина туловища вояки напоминала собой решето. Там, на реке, а затем в предбаннике Сашка выпытал у братана краткую историю всех рубцов и шрамов. Сейчас же он пренебрежительно бросал соседскому Ваське-задаваке:
— Это у нас от фауст-патрона…
Васька, сделав издали полукруг, с нескрываемой завистью осмотрел голого капитана и перевел взгляд на Сашку.
Тот, поняв, как вырос его кредит в глазах Васьки, даже надулся от спеси.
— А этот, на правой ноге, мы получили на Курской дуге, — продолжал Сашка.
— Вали, солдат, без очереди, — сказал Васькин отец, пропуская обоих Зуевых в парную.
Там стоял хохот и блаженный стон. Только что поддали пару. Возле печки-каменки с горкой раскаленных булыжников стоял бородач с трехлитровым черпаком на длинной деревянной ручке. Плеснув ковш воды на камни, он важно опирался на черпак, как Нептун на свой трезубец, и слушал стоны и гогот, доносившиеся с полков, окутанных паром — густым, как туманы на Висле.
— Принимай, братва, новичка фронтовика, — загремел Нептун.
— Вали, солдат, не бойся! Шкура останется, а до мослов проберет, — загремел с верхнего полка голос дяди Коти Кобаса.
Зуев стал взбираться по огромным скользким ступенькам. Сашка, пыхтя, не отставал. Когда пар немного улегся, глазам капитана предстала следующая картина: вдоль всего верхнего полка лежало длинное, похожее на кучу столовой свеклы тело предфабкома. Багровые лопатки, поясницу и ягодицы дяди Коти «обрабатывали» на пару его противник по утреннему диспуту у ворот и лысый, беззубый, усатый старик. Хромой вояка хлестал комок узловатых мускулов; голову его, положив к себе на колени, мылил мочалкой белоусый дед.
— Работай, братва, работай! Добирайся до живого, — мотал головой дядя Котя, изредка плеская на лицо прохладной водичкой. В парном деле равного ему не было во всей округе.
