Веничка. Я на картах ему погадать могу…
Капитан. На картах, на кольцах, на кофейной гуще — на чем угодно. Главное, повторяю, чтобы он поверил.
Веничка. Во что? Ведь, если она на самом деле к другому ушла…
Капитан. Ушла — так и Бог с ней. Жизнь на этом не кончается. Баб много. Это мужиков настоящих мало.
Веничка. А во что он должен поверить?
Капитан. Что он — настоящий. Вот такой! Моряк! (показывает вытянутую руку со сжатым кулаком.)
Веничка. Я попробую…
Капитан. Я на вас надеюсь.
Веничка. На меня?
Капитан. На всех нас, дорогой мой. Все мы сейчас — как пальцы на одной руке.
Веничка. Я понимаю.
Капитан. Вот и спасибо. Спокойной вахты. Если что — я в каюте. Да, Вениамин Васильевич…
Веничка. Что, Александр Павлович?
Капитан. Извините, деликатный вопрос у меня… (Выходят на крыло ходового мостика.) Вы не слышали разговоров о посторонних на борту?
Веничка. А что, есть посторонние? А я-то думаю: почему пасьянс сегодня не разложился? Я пасьянс разложил на удачное возвращение: экипаж известен — я на всех, кто по судовой роли…
Капитан. И что? Что не получилось?
Веничка (шепотом.) У меня людей больше получилось.
Капитан. Так. Может, пасьянс ваш предполагает встречающих? Тоже ведь с нами, можно сказать, срок отбывают?
Веничка. Как срок?
Капитан. Упаси Бог, Вениамин Васильевич! Хотя, конечно, в море мы все под дядей прокурором, а судовая роль — наш скорбный лист, если что с нами случиться.
Веничка (шепотом.) А что может случиться?
Капитан. Это, Веничка, агенты морские, во времена парусного флота, когда судно в море уходило — судовые роли по ящикам прятали. Говорили: от беды — для защиты судна и экипажа от морского сглаза. Чтоб не стал лист с именами экипажа листом поминальным и скорбным. Море. Все — под Богом. А более всего — друг от друга зависим. Какая в море главная статья безопасности, знаете? Отвечаю: не подставлять товарища. В море — спишь ли ты, кашу жуешь или о дынях задумался — кто-то за тебя отвечает. Кто? Тот, кто на вахте. Косточкой ли ты подавился, или на пороге споткнулся, или — хуже того — за борт выпал…
Веничка. Дела! Что-то ночь темная такая стала. И пасьянс не разложился. И дыни всех совсем замучили — совсем сексуальный у них вид, Александр Павлович. Каждая — как маленькая женщина перед тобой, покорная и ароматная. Оттого и посторонние.
Капитан. Какие посторонние?
Веничка. Так вы же сами спрашивали. И кокша говорила, что котлеты, которые ночной вахте оставлены были, исчезли из холодильника.
Капитан. Про котлеты я знаю. Думаю, кто-то проголодался.
Веничка. Может, боцман? Он нервничает очень, а от этого аппетит зверский — сам не заметишь, как быка за рога возьмешь и съешь.
Капитан. Быка за рога? Да, котлеты… Спокойной вахты.
Дед (входя на мостик.) Саш Палыч, я к тебе.
Капитан. Говори, дедуля.
Дед. Пойдем в каюту?..
Капитан. На крыло выйдем, не отрываясь от вахты. (Вдали сверкают молнии, высвечивая обрывки туч и волны.) Шквал идет. Что у тебя?
Минуту спустя. Продолжение.
Дед (улыбается.) Эка невидаль — шквал. Да мы их… Молчу-молчу, капитан. Есть две новости, сам понимаешь какие. Начну с хорошей. В Тунисе Веничка купил шубу, женскую. На продажу. Старпом-радист, в лучших традициях радистов флота, решил поиздеваться. Скучно. Сначала устроил демонстрацию для экипажа: вот какие шубы надо покупать женам! Целый день к Веничке в каюты ломился народ: шубу вывесили для обозрения, особо уважаемым — мне, кокше и еще двоим разрешили трогать и один раз погладить. Шерсть искрила от удовольствия.
Капитан. Ближе к теме. Пойдем в каюту ко мне. (Заходят в каюту капитана.)
Дед. Не торопись. Продолжение будет завтра. Должны пригласить на сцену тебя и в твоем присутствии разыграть трагедию. Но — завтра. Справишься с ролью?
Капитан. Постараюсь. А плохая новость?
Дед. Я к боцману заходил. Витек, моторист мой, там. Думаю, лекарствами Гене не поможешь.
Капитан. Покрепче надо?
Дед. Само собой. Ты пойми меня, Саш Палыч, с ним разговаривать надо, а какой же разговор без этого самого…
Капитан. А Гриша справится?
Дед. Обижаешь. Молодая кровь флота. Я за него, как за себя.
Капитан. Молодая кровь, говоришь? Не перехвали.
