Не скрипя, и не ахая,
Сам рвану рубаху я,
Пусть душа раскрыта, как рояль,
Спят друзья на родине,
Жизнь как будто пройдена…
Снятся мне родимые края.
Родился я на севере
В стране СССРия —
Во мне течет энергия тепла.
Ведь мама песни пела мне,
А папа офицером был —
Мне их любовь — как свечечка — светла.
Товарищи и родичи,
Мы все теперь — народище!
Нам родина — и Крым, и Магадан.
И нам других не надо мер —
Мы рождены в СССР,
Улыбками любимым городам.
И ты не гнись от старости,
Крепись, дружок, и радуйся,
Я внуку мою песню передам
Мы рождены с тобой УМЕТЬ,
А не ИМЕТЬ, и не шуметь…
Мой внук сказал. Дедуля, пьем за дам!
Мы не боимся не успеть,
За Севастополь надо спеть,
И улыбается задумчиво жена…
Я ей служу, как рядовой,
Как генерал и как герой…
И мне она как родина нужна.
Мне снится старый гарнизон,
Сирень закрыла горизонт,
И папа с мамой обнимаются в саду…
Мы рождены в СССР,
Такой страны не знал Гомер,
Мы были молоды в каком-то там году…
Товарищи и родичи,
Мы все теперь — народище!
Нам родина — и Крым, и Магадан.
И нам других не надо мер —
Измерил нас СССР,
Улыбками любимым городам.
Гром. Что за песня такая?
Витя. Сам балуюсь.
Гром. Песня, друг мой, это не баловство. Если душа поет. А если еще и слова есть, так ты не молчи — пой. Песня — это от Бога. И смысла в том больше, чем в самой твой жизни короткой, может быть. Как звезды на небе, одним — свет в ночи, другим — дорогу указывают, третьим — судьбу говорят… Чего — утих? Зачем задумался?
Витя. Задумался. Где тот Магадан? Где тот Гомер? Где Крым? Грудь разорвать хочется, чтоб домой полететь.
Гром. Думать, как мамулечка говорила, надо, а задумываться опасно. Лучше на треп тему свести, как на море принято. Лучше дурачком прикинуться, чем крышу подорвет. А, Витя?
Витя. Прости, друг. Вот еще одно квартальное знамя завоюем, и должны отпустить в отпуск. Я пять лет уже дома не был.
Гром. Какое такое квартальное знамя? Треп? Или крыша поехала?
Витя. А как же, как было всегда: социалистическое соревнование, переходящее знамя. Комитет теперь и в Москве, и в Лондоне. Подводят итоги. Флаг. Премия. Из аглицкого банка!
Гром. Премию домой отправляют, согласно контракту?..
Витя. Конечно.
Гром. Советскими рублями?..
Витя. Советскими рублями. Что ты опять с этими рублями пристал? Что не так?
Гром. А из дома тебе пишут? По телефону говоришь с домом?
Витя. Телефонная связь здесь отсутствует. Африка, что возьмешь с них. Беднота.
Гром. А письма? Радиограммы?
Витя. Радиограммы. Короткие только. Все хорошо, типа. Ну, как всю жизнь и шлют в море. А ты чего так напрягся?
Гром. А кто у вас на борту следит за этими знаменами и соревнованиями? Кстати, а знамя — какого цвета?
Витя. Красное, как положено. А с результатами все по-честному. Два учившихся у нас сенегальских коммуниста ответственные. Доска соцсоревнования. Кто передовик — красным день отмечен, кто слабее — зеленым и синим…
Гром. А сенегальцы какого цвета?
Витя. Ты о чем?
Гром. Прости меня, Витя. Я, видимо, что-то не то говорю. Извини, если обидел тебя чем.
Витя. Что ты, Гром? Разве ты можешь обидеть? Давно со мной не говорил никто. Много сказано для первой встречи. Хорошо, что ты пришел, Гром. Я сейчас в магазин сбегаю, ты не уходи, жди меня.
Гром умолк и замер, наблюдая за действиями соседа-собеседника, который подобрал ноги внутрь клетки, встал, и пошел мелким шагом, командуя сам себе. На месте, шагом — марш! Левое плечо вперед! Равнение на середину… — Капитан очнулся ото сна или транса и произнес уравновешенным голосом.
Капитан. Вы внимания на него не обращайте. И не бойтесь. Это пройдет сейчас. Он в магазин сходит, и это пройдет. Будет говорить — слушайте. У него это всегда перед восходом солнца происходит.
Гром. Что происходит?
Капитан. Доля моряцкая — жизнь не завидная. Клапана на головке слабеют, мозги присвистывают. Как у всех у нас (посвистел паровозиком). Он в Севастополь ходит. Вернется.
Гром. Далеко. Давно это с ним?
Капитан. Лет восемь уже. Когда нас напоили какой-то гадостью и загрузили на польский траулер, и отработали мы в южных морях, от Кергелена до Антарктического полуострова, шесть лет без документов и зарплаты.
