Все посмотрели в окно. Там, действительно, разворачивалась бурная деятельность. Улицы были убраны от снега, но осыпаны не крутой солью, а гранитной крошкой, отчего весь город был не скользким, а праздничным и белым. Плакат "Масленица, весна" висел поперек Невы. Даже в небе блеск появился иной, и гарь уже не раздражала ноздри. Народ кругом работал повсюду, там и тут крошился бетон, железяки гнулись, все частным образом и в общем волокли не обструганные доски, и тут же стругали их - опилки и стружки ниспадали, словно локоны. Пахло свежими огурцами, и пахло девичьими косами вымытыми, и свежим хлебом, и свежим деревом. Блондинки посветлели и посвежели, брюнетки стали еще таинственнее.
- О, Веселуха! - простонали акционеры. - Не уменьшай нам дивиденды! Скорее их увеличивай! У нас проклюнулся нюх!
Все дороги стали ровны и широки; а может быть, это народ не хотел ездить на своих докучливых скакунах по центру? Ходил пешком, и здоровел, и болезни уходили куда-то далеко. Веселуха стоял у окна, и небо меркло, и выглядел генеральный директор замордованным, и была в нем непримиримая дума.
- А почему, собственно, вам решать, кто чего стоит? - спрашивал Паша Ненашев. - Рынок решит.
- Рынок! - всплеснул руками Веселуха в горести. - Рынок меня скоро царем самодержавным коронует! И что мне, уши и хвост себе обрезать, как по породе положено? Или сразу харакири делать? А как мне быть с тремя вопросами: крестьянским, еврейским и рабочим?
"Я вам говорил", - хотел сказать Паша, но не сказал, ибо это слово неприятно даже в устах женщины, а уж от мужчины это слышать тем более невыносимо.
- Будьте, что ли, попроворнее, - проворчал Паша. - Успевайте наконец за временем.
- Ты сказал глупость. Даже провокацию, - ответил Веселуха. - Не хочу!
- Вас никто не спрашивает, - заметил Паша. - Если у людей розовый дым в голове, не лишайте их надежд. Что-то вы сникли, директор! - добавил он фамильярно. - Никогда вас не думал таким увидать!
Веселуха повернулся к Паше, и менеджер с превеликим удивлением увидел, что директор вовсе не так уж подавлен.
- Как достали все! - вскричал он, разворачиваясь. - Чтоб вас разорвало! Сил моих нет! Ну, поднимаете волну - поеду! Не буду в ней тонуть, ждать, пока вы обратно воротитесь! Побегу впереди вас, как идиот, - а что мне еще делать? А потом все скажут: "Веселуха мошенник, вор, гад, мерзавец, сволочь, айсберг".
- Вы мастер сомнений, - сказал Паша Ненашев. - Все поначалу кажется странным, а потом вы привыкнете.
- Я надеюсь, что к этому я никогда не привыкну, - ответил Веселуха. Как к тому, что корюшка пахнет свежими огурцами.
...тут постучалась госпожа Койотова, просунула голову и скромно сказала:
- К вам губернатор и чиновники за дальнейшими приказаниями.
- Вот, - побагровел Веселуха, - я не поклонник Ницше и не боярин, но тут слова иного не найти: холопы! Они из ангела способны тирана воспитать. Ну, иди, Паша; подобные зрелища не для твоей юной, невинной души. Не развращайся, и не учись этому, когда вырастешь, дитя мое...
Паша ушел, дивясь про себя.
Распоряжения Веселухи в последнее время все чаще касались Петербурга, его внешнего вида, его блеска не поддельного, но подлинного, и город несказанно похорошел. Также много живости придавали ему представители других рас и народов, как российских, так и зарубежных, съезжавшихся в Петербург покупать Веселухин прибор. Хотя филиалы холдинга "Амарант" открылись теперь и в других городах, все же многие считали для себя необходимым побывать в Петербурге и преисполниться его культурой.
- Чтобы мы знали, чего хотеть, - объясняли дамы из Владивостока, чтобы не хотеть чего попало.
- Мы преград не знаем! - объявлял бойкий мужик из Костромы, держа прибор под мышкой. - Костер, колодец и мельницу! С вьюгой распрощаемся, солнышко взойдет. Веселей!
- Чтобы сберечь то, что есть хорошего, и избавиться от плохого, застенчиво переводили красивую китаянку. - И поскорее!
Паша Ненашев, и в особенности Алиса вскоре заметили, что покупатели считают прибор, Веселуху и их фирму источником не только материального и душевного комфорта, но и некоторой позитивной идеологии, которая от них, потребителей, в свою очередь чего-то требовала.
