- Что там, - сказал Веселуха вечером, настораживаясь и присматриваясь к потемневшим снежным улицам, - ты чуешь?
- Чую, - согласилась Алиса. - Что-то нехорошо.
"Не свистят пули, не грохают снаряды, не горят деревни"... И все хорошо, да что-то нехорошо. Снег свален в аккуратные кучки, весна наступает, солнце пригревало в полдень сильнее, но настала холодная ночь, и красный горизонт - все хорошо, да что-то нехорошо. Веселуха усмехнулся, прикрывая окно, где в багровой дымке тонули дворы, и за Невой восходила звезда.
- Что там, - повторил Веселуха безнадежно.
Алиса сидела на кровати, раскладывала пасьянс из чистых карт, и в ночи глаза ее были, как две яркие точки. Лисий хвост окутывал ее шею.
- Ты все можешь, - сказала она своим хриплым голосом. - Судьбу свою знаешь. Гадать тебе нечего. Ты козырной туз.
- Треф, - подсказал Веселуха.
- ...да. И вот, ты, как есть все можешь, то и зачем ты говоришь "Что там"? Разжалобить меня хочешь? Или напиться с горя?
- Напиться, - выбрал Веселуха из предложенного. - Что-то мне не пьется допьяна в последнее время! Сколько ни потребляю - все не допьяна. Ужасно.
Алиса перевернулась на спину:
- Это я не хочу, чтобы ты пил. Почему у тебя дурные предчувствия? Или, вернее, почему ты делаешь странные выводы - что ты должен делать что-то другое, как-то мешать развитию событий? А не боишься вместе с бурьяном картошку вытащить?
- Не боюсь. Мне просто сил не хватает. Кто-то, - сказал Веселуха, увлек меня... уволок и потащил, куда хочет. Скорее всего - судьба. Мне это не нравится. Я к судьбе в любовники не просился. Не осознав всей меры ответственности...
Красное за окном гнило и гасло, увязало и чернело; на снегах лежала фиолетовая и черная пелена, фонари горели лишь по углам, мертвая тишь воцарилась в преображенном Петербурге: усталые граждане спали по домам.
- Скажите пожалуйста, ему все само в рот падает, а он сопротивляется, сказала Алиса сонно.
Прореха черная в красном небе, и в прорехе - звезда.
- Человеку подарков не дарят; человеку в кредит дают. Меня уже до полусмерти заинвестировали. Я уже на человека не похож - вот как.
Алиса посмотрела: действительно, на фоне призрачного света из окна Веселуха был больше похож на тень, на силуэт, на монумент - только блеск волос, - удрученный, груженый, как баржа с яблоками.
- Сыграй мне, Веселуха, - попросила Алиса в потемках.
Гитара висела на стене, отливала вишневым блеском, струны ее были аппетитно натянуты; Веселуха снял ее, осторожно присел на край кровати, взял первые три аккорда - и, вздохнув, повесил обратно.
- Не вытанцовывается, - сказал он. - Нет.
Утро выводило ночь из сугробов. Солнце грело, по серединам улиц бежали ручьи, снежные шумные горы были свалены и таяли, снег сбрасывали с крыш, тарахтели сосульки. Наступило прощеное воскресенье, и по лесам проступили весенние запахи. Преображенный Петербург ожидал приезда его высокопревосходительства Президента России Тугина.
А тот уже сидел в самолете, выглядывая из-за голубой занавески, и, затаив дыхание, взирал, как близится земля. Машины блестели на стоянках вымытыми крышами, снега были необыкновенно белы и свежи, и лились ручьями нежные огуречные запахи корюшки.
- Как меня встретит Родина? - с усмешкой пошутил он Фергу, сидевшему рядом. - Я давно здесь не был!
Толпа, волнуясь, наблюдала за тем, как подали трап. Милиционеры в памперсах замерли по сторонам расчищенной дороги, - вперед вышли Веселуха, Рябинин и губернатор. Сердце у губернатора совестливо билось: он, признаться, побаивался Тугина и его справедливости. Президент слетел по трапу, пожал руки губернатору, Веселухе внимательно заглянул в глаза, сделал шаг вперед - и замер.
Город, раскинувшийся внизу, под холмом, был чудо как хорош. Блестели шпили Адмиралтейства и Петропавловки; по высоким тугим мостам волнами ходили машины. В заснеженных реках солнце прогрело черные проруби. Нарядные люди приветствовали Президента поклонами.
- О! - воскликнул Тугин, вдыхая свежий ветер. - Господа, вы на славу поработали!
Оценив шутку, губернатор и чиновники засмеялись, а Веселуха понял, что президент хотел сказать что-то более возвышенное, но постеснялся. Краска играла у Тугина на щеках; он был поражен и смущен. Веселуха держался несколько в стороне, почтительно кланяясь вместе со всеми - в пояс.
