Разговоры заменяли нам настоящую жизнь. Все мы учились тем или иным профессиям как бы не для себя, а для дяди, для родителей, для общества; даже если подрабатывали к стипендии, которую, впрочем, давали весьма выборочно, цену деньгам на самом деле не знали. Мощная пропаганда убеждала нас ехать в тайгу, к черту на рога, отнюдь не за презренным металлом, а за мечтами и за туманом. Стремление к длинному рублю пресекалось однозначно, мы должны были ждать подачки от общества, от начальства в виде квартиры, прибавки к жалованью и тому подобное.
Выговариваясь, мы сбрасывали излишек сексуальной энергии, все-таки, несмотря на тот или иной любовный опыт, мы были весьма целомудренны. Недаром, потом многие мои сверстники и сверстницы бросились в разврат как в религию, устремились в различные области искусства, как в единственно возможную форму жизни.
Впрочем, что это я, речь ведь о Рите и Колюне. Свадьбы у них не было, Кроликов как всегда сэкономил. Его любящая мать уступила ему комнату на первом этаже в барачном строении неподалеку от телефонного завода, а сама экстренно вышла замуж и переехала к мужу. Кроликов оказался нежданно-негаданно самостоятельным мужиком, владельцем отдельного жилья, главой целого семейства, так как Ритин сын натурально вместе с матерью переехал к новому папаше. Колюню он не уважал, постоянно требовал денег на кино и на мороженое, благо это было тогда не накладно, а поскольку уединение молодожену было на тот момент важнее книгоприобретений, то кроликовская библиотека потерпела тогда первый урон. Колюня стал носить книги чемоданами в единственный букинистический магазин, которым заведовал некто Чайников, по странному совпадению бывший телефонный мастер и сосед Кроликова по тому же бараку. Он ещё юношей обезножил, попав под трамвай, и ходил на протезах. Как-то, не зная о протезах, я шел с ним по длинному барачному коридору и, услышав посвистывание, воскликнул . '"Странно, у вас здесь птицы живут!" На что устыжено услышал - "Да нет, это скрипят мои протезы".
Ах, Ритуля, Ритуля! Через четверть века Кроликов выпустит "Избранное", в котором не будет ни строки в адрес его второй жены, на закорках вытащившей оболтуса-супруга к признанию, пробившей ему театральные и радиопостановки, элементарно содержавшей его долгие годы, для чего вкалывавшей на трех работах: в театральном журнале, на радио и в театральном училище. Зато все предисловие целиком будет посвящено выяснению отношений с первой его незабвенной женой, которая когда-то бездумно навешивала ему рога ежедневно, а то и не по разу на дню. Впрочем, опять, что это я, правдоискатель и обличитель (на себя бы оборотился), чистоты нравов в то - наше - время не было, и быть не могло. Да и сейчас быть не может. Вот уже известные извращения даже помогают пробиться на самый верх, многие демократы первой волны никак не скрывали голубизны или розоватости, а наоборот, всячески трубили о своей оригинальности, которая помогала им становиться в мгновение ока важными госчиновниками, а то и членами правительства. Некий плохо помытый на вид журналист-эксцентрик, не жалея ни жены, ни сына, сбросил маску в популярной телепередаче и дал ряд интервью о счастливо обретенной свободе проявлений нетрадиционной сексориентации. Что ж, хорошее дышло ему в помощь!
VII
Не могу спать на спине. Обычно я засыпаю, ложась на живот, далеко вытянув ноги, подложив под голову ноздреватый от старости валун, жалкое подобие подушки, крепко обхватив его руками и нежно прижавшись к камню волосатой щекой. Конечно, во сне части массивного тела затекают, онемевают от пережатия сосудов и для возобновления кровотока приходится постоянно переворачиваться с боку на бок.
Просыпаюсь я чаще уже без каменной подушки, скатившись с волосяного матраса. Досыпаю, следовательно, на полу. Голова по-мертвецки запрокинута подбородком вверх. Рога уткнуты в пол или в стену, в зависимости от положения тела. Уши пластилиново смяты неудобной позой.
Ночная пыль припудрила виски, лоб и веки. Шерсть выросла повсюду ещё на два-три миллиметра. Ноздреватый валун, грязно-серый камень, грубозатесанный, сальнозалапанный булыжник, мой единственный друг, собеседник, (кстати, по-авестийски означает ложь и искажение истины, а в санскрите звучит друх), понимающий (мне кажется) мои мычания в простоволосых жалобах ночных, внезапно подсказал мне очередную тему словоизлияний.
