В своих мыслях Лори видела дом: угрюмый особняк в викторианском стиле, стоящий на поляне в лесу. Вокруг возвышались древние гигантские сосны, так что это, вероятно, было в Вашингтоне, Орегоне или в северной части Калифорнии. Что касается того, почему в доме водились привидения, ничего определенного Лори сказать не могла. Она знала только, что дом навевал страх, и даже она, тогда еще совсем маленький ребенок, чувствовала этот страх.
Лори не могла вспомнить, были ли у нее братья или сестры, однако определенно в доме жил еще один мужчина, ведь так? Дядя? Один из папиных приятелей по службе в армии? Лори не помнила, кем он приходился ее родителям, не помнила его имя, но в памяти у нее сохранился отчетливый образ одетого с иголочки мужчины с тонкими усиками. Вряд ли он был англичанином, но почему-то этот мужчина напоминал Лори элегантного британского актера, чьего имени она не знала.
Еще один ребенок был, но эта девочка не жила вместе с ними, а только приходила поиграть.
Доун.
Девочка из прошлого.
Которой Лори обещала, что выйдет за нее замуж.
Теперь Лори ее вспомнила, вспомнила ее имя, однако ее лицо путалось с лицом девочки из переулка, с лицом девочки из кошмарных снов. Доун была тем единственным из прошлой жизни Лори, что не ушло на дно, не оказалось погребено, что она не стерла полностью в своей памяти, но только в ее воспоминаниях девочка жила недалеко от их дома и Джош также был с ней знаком. Однако теперь Лори понимала, что память перенесла эту девочку из одного времени, из одного места, в совершенно другое. Доун была из «до того». Из того далекого прошлого до того, как родители Лори умерли, а ее саму удочерили.
В своих мыслях Лори видела Доун, стоящую между двух сосен, улыбающуюся, манящую ее в лес.
По мере того как Лори восстанавливала детали воспоминаний, границы картины расширялись. Ей запрещалось уходить в заросли вокруг дома. Родители внушили ей страх перед лесом, и Лори знала о таящихся в нем опасностях еще до того, как ей разрешили играть на улице перед домом. Доун было прекрасно известно, что ее подруге нельзя уходить в лес, но она все равно стремилась заманить Лори туда, упрашивая ее, называя ее трусихой, обещая ей удовольствие, веселье и дружбу на всю жизнь.
Лори не поддалась – в этот раз, – но Доун не оставила своих попыток, и она пребывала в постоянной борьбе, разрываясь между родительскими запретами и уговорами подруги.
Была ли Доун причастна к смерти родителей Лори?
Почему-то Лори думала именно так. Она не совсем понимала, какое отношение мог иметь ребенок к убийству двух взрослых, однако уверенность оставалась.
Убийство двух взрослых?
Да.
От этой мысли у Лори по спине пробежали мурашки.
Допив кофе, она выбросила бумажный стаканчик в урну перед входом в маленькое кафе и попыталась сосредоточиться на настоящем, на улице, на магазинах, на прохожих, стараясь не думать о своих новообретенных воспоминаниях.
Всего полчаса назад у Лори даже в мыслях не было, что ее удочерили. Такое ей даже в голову не могло прийти. И вот теперь она восстанавливала в памяти свое другое прошлое, предысторию, о существовании которой и не подозревала, однако отголоски этого ощущались даже по прошествии стольких лет.
Тут навалилось столько всего, что сразу не разберешь. Думать об этом прямо сейчас Лори не могла. Ей необходимо время, чтобы во всем разобраться.
Вернувшись назад в торговый центр, она толкнула дверь и вошла в книжный магазин. Джош обслуживал покупателя, мужчину, чем-то похожего на Дуга Хеннинга[16], но, увидев сестру, он тотчас же извинился и с встревоженным лицом поспешил к ней.
– У тебя всё в порядке?
– У меня всё замечательно, – слабо улыбнулась Лори. – Возвращайся к своему покупателю.
– Он подождет.
Лори почувствовала, что у нее наворачиваются слезы. Хоть биологическое родство между ними и отсутствовало, Джош был ее братом, единственным близким человеком, и пусть во многих отношениях он неудачник и растяпа, ей несказанно повезло, что он у нее есть, и о более любящем и заботливом родственнике нечего и мечтать.
Лори стиснула брата в объятиях.
– Я тебя люблю, – прошептала она, не обращая внимания на катящиеся по щекам слезы. – Я тебя очень люблю, Джош!
