Однако эта проблема имела низший приоритет. Она не юная наркоманка, терпящая домогательства отчима. Она не женщина без образования и перспектив, вынужденная сносить побои мужа. Подобно анорексии и булимии[15], эта проблема была не такой уж серьезной.
И все же она в корне перевернула ее жизнь.
Кто ее настоящие родители?
Это был очень серьезный вопрос. Лори постаралась вспомнить хоть что-нибудь из того, что было с нею до того, как ее удочерили, какой-нибудь обрывок воспоминаний из предыдущий жизни, – но, как ни старалась она воскресить прошлое, ее сознание упрямо оставалось в настоящем.
Только сейчас Лори поймала себя на том, что никогда особенно не задумывалась о своем раннем детстве, а когда это все-таки происходило, ее мысли ограничивались определенными темами, определенными событиями, определенными образами. До сих пор она никогда не пробовала это анализировать, однако теперь было очевидно: причина этого в том, что все ее ранние годы – по сути дела, одно большое белое пятно.
Лори нахмурилась. Она не замечала, что никогда не вспоминает свое детство, не задумывается над прошлым, и это было не менее странно, чем собственно провал памяти.
Это было очень странно, и Лори так и подмывало приписать все каким-то умышленным внешним факторам, увидеть за всем некое сверхъестественное воздействие, но она понимала, что это будет глупо. Вероятно, в такое эмоциональное состояние ее ввели кошмарные сны, подтолкнувшие увидеть во всем этом что-то необычное. На самом деле, пожалуй, налицо была совершенно естественная реакция ребенка, подавившего воспоминания о родителях, которые умерли, когда он был еще совсем маленьким.
Умерли?
Да. Ее настоящие родители умерли. Это Лори знала точно. Она не могла вспомнить, как и почему, не могла восстановить какие-либо подробности, однако определенность была, такая твердая, что, хотя у Лори не было никаких воспоминаний и конкретных доказательств, она не сомневалась.
Остановившись на углу, Лори подумала было о том, чтобы перейти улицу, затем решила повернуть вправо. В каком-то тумане она остановилась перед торговым автоматом, купила стаканчик кофе и продолжила путь.
Как умерли ее родители? У нее почему-то было такое ощущение, что они оба умерли внезапно, так что это не могло произойти от старости или болезни. Значит, родители погибли в катастрофе. При пожаре? В авиакатастрофе? Их убили? Это было что-то простое или же произошло что-то запутанное, сложное? Быть может, отец застал мать вместе с другой женщиной и присоединился к их веселью, но ревнивый дружок той женщины прикончил всех троих? А может быть, родители были начинающими актерами, их обманом заманили сняться в фильме с настоящим убийством, их смерть была запечатлена на кинопленку, и теперь ее можно посмотреть на видео?
Вероятно, она никогда этого не узнает.
Замедлив шаг, Лори, потягивая кофе, обратила внимание на газетные стенды. Ее всегда притягивали невероятные истории, описанные в бульварной прессе, – чем громче заголовок, тем лучше. Она пыталась убедить себя в том, что все это напускной китч, постмодернистская ирония, что она читает эти статьи, так как они смешны в своей нелепости, однако на самом деле ее искренне интересовали все эти надуманные истории. Она испытывала какую-то родственную близость с действующими лицами подобных публикаций, и сейчас у нее мелькнула мысль, не связано ли это каким-либо образом с ее первой семьей.
Взгляд Лори привлек заголовок за витриной из помутневшего плексигласа.
«Семья священника бежит из дома с привидениями».
В детстве она сама жила в доме с привидениями.
Эта мысль пришла не как откровение, не как внезапный выброс памяти, а мягко, совершенно буднично, словно Лори всегда это знала и сейчас газетный заголовок просто направил ее мысли в нужное русло. Перечитав заголовок, она посмотрела на несомненно поддельный снимок священника, его жены и дочери, в ужасе взирающих на запущенный особняк, над которым маячит огромный рогатый демон.
Теперь, когда Лори активно искала воспоминания о своем раннем детстве, они постепенно начинали возвращаться к ней. Вот только уже не могла сказать, хочет ли по-прежнему узнать правду о своей жизни до прихода в приемную семью. Конечно, ей было любопытно, однако это уравновешивалось нарастающим ощущением опасности, предчувствием того, что в ее прошлом было нечто такое, о чем ей лучше не знать.
