— Так нам кажется понятным земное тяготение, — кивнул доцент.
— Вот именно. И эта конференция… — разгоряченный Валерьян Вениаминович отставил чашку. — Знаете, по-моему, основным итогом ее окажется то, что наше непонимание Шара, не уменьшившись, приобретет черты строгой науки.
— Ну уж!.. — поднял брови Любарский.
— Да-да. Даже многих наук… — Пец встал, подошел к рабочему столу, раскрыл папку с материалами конференции, нашел программу. Любарский тоже подошел с пиалой в руке. — Вот, пожалуйста: Тетросян, доктор наук из Еревана, «Обобщение основных принципов теормеханики на случай НПВ». Вот Зискинд и Будылев, наши архитекторы, «Методы расчета и проектирования статично напряженных конструкций в НПВ», вот Сидоров и Петровский, тоже наши: «Специфика конструирования механизмов, работающих в НПВ»… Это уже обобщения сопромата для неоднородного мира. Тут есть и обобщения электродинамики, теории излучений, даже квантовой механики…
— Я, кстати, тоже подумывал выступить с обобщением, — сказал Любарский. «Обобщение астрофизических наблюдений на случай НПВ», чем не тема! Ведь все наблюдаемое мы сейчас интерпретируем для однородной Вселенной. На какие только ухищрения не пускаемся, чтобы втиснуть все в привычную однородность! Заметили «красное смещение» — это непременно эффект Допплера от удаления звезд и Галактик. А у вас тут и красное, и фиолетовое — без всяких разбеганий и сближений. Знаем, что в ускорителях можно разгонять заряженные частицы — и быстрые космические частицы объясняем циклотронным эффектом. За уши притягиваем… Нет, правда: куда более естественной станет картина мира, если предположить в ней области НПВ.
— Истинная картина мира какой была, такой и останется, — наставительно заметил Пец. — Наши представления приблизятся к ней… Видите, и вы с обобщением — как все.
— Так разве плохо, Валерьян Вениаминович? И отлично!
— Да где же отлично? Смотрите: раз наш опыт… только опыт, ползучую эмпирику! — перенимают во всех науках, то нам уже неудобно — нам, таким умным — обнаруживать свое недоумение о многих фактах в Шаре. Вот и маскируем его туманными понятиями «феномен непрозрачности», «схождение гравитационных линий», «мерцания» (у этих даже подвиды есть: «вихревые», «штриховые», «вибрионные»). А что они и почему?… — Валерьян Вениаминович развел руками.
Они вернулись к самовару. Любарский допил свою пиалу, перевернул на блюдце:
— Нет, вода здесь не та, не наша, не волжская. Та легкая — сколько ни пей, вся потом выйдет. А здесь… три чашки — и баста.
— Хлорируют сильно, перестраховочно, — отозвался хозяин. — Если несколько человек умрет от какой-нибудь заразы — скандал на весь Союз. А что хлорка отнимает у каждого горожанина пару лет жизни, это медикам все равно. За это их наука не ответственна.
— У них, как у всех, Валерьян Вениаминович.
— Да… Так что же вы не выступили со своим сообщением? Интересно и стоило.
— А по причине, которую вы и сами заметили: слишком прикладной, приземленный характер носила конференция. Будто и не из космоса залетел к нам Шар, будто его на заводе в Мытищах сделали… помните, как та газетка писала! — и надо эксплуатировать. Не в тон попало бы мое выступление.
— Ну, знаете, в тон, не в тон! Эдак если ждать… Готовьте статью, дадим в сборник «Проблемы НПВ». Кстати, Варфоломей Дормидонтович, — Пец поглядел на гостя со значением, — многие делегаты интересовались условиями работы, перспективами, высказывали намерение перебраться к нам… А?
— Что? — не понял тот.
— Так ведь — займут все хорошие, интересные места.
Любарский наконец сообразил, рассмеялся со вкусом:
— О, Валерьян Вениаминович, да у вас, оказывается, хватка! Не просто переходи, мол, к нам работать — а затронули самое ретивое научного работника в современной гонке. Раньше вы таким не были… Астрофизик я, что мне у вас делать!
— Астро-, тепло-, электро— и тому подобное — лишь приставки к слову «физик», которое означает, если помните, «исследующий природу вещей». Вы физик — и с ясным мышлением, широкими взглядами. Нам таких надо… Хорошо, искушать не буду, но подумайте.
Любарский поблагодарил за чай, вылез из-за стола. Валерьян Вениаминович на правах хозяина собрал чашки, блюдца, остатки снеди, чтобы, не тревожа жену (она, наверное, легла), отнести все на кухню. Когда он вернулся, Варфоломей Дормидонтович, наклонясь над его рабочим столом, рассматривал что-то в папке.
