Обыкновенно принято представлять себе следователей худыми, с тонкими губами и зловещим огоньком в глазах. По мнению некоторых, взгляд их часто напоминает взгляд хищных птиц. Следователь первый и самый опасный враг обвиняемого. Хотя закон и защищает от каприза, предвзятого мнения и произвола следователя, все же в его руках находятся честь, свобода и жизнь обвиняемого. Циничный и лукавый, он обходит закон, никогда не нарушая его; он не имеет права посадить обвиняемого в секретное отделение, допрашивать его в отсутствие его адвоката, но он может устранить это затруднение, задержав вызов обвиняемого на допрос и задавая ему вопросы, кажущиеся очень простыми и не способными возбудить его подозрения; но если обвиняемый случайно угадает расставленную ему ловушку и откажется отвечать в отсутствие своего адвоката, он согласится на его требование, оставив за србой право допрашивать его впоследствии таким образом, чтобы и адвокат оказался бессильным помочь своему клиенту.
Онисиму Кошу эти порядки были хорошо известны, и он затеял всю эту историю исключительно с целью возможно точнее описать их.
Судебный следователь, с которым ему пришлось иметь дело, вопреки всяким правилам оказался маленьким толстым человечком с добрыми глазами, все время как бы смеющимися за круглыми, очками. Он посадил журналиста перед собой и начал перебирать дело, искоса бросая на него проницательные взгляды. Этот осмотр исподтишка окончательно извел Коша, и он нервно забарабанил пальцами по шляпе.
Человек может скрыть свои мысли, лгать глазами, сохранить, несмотря ни на что, такое спокойствие, что ни один мускул не дрогнет на его лице, может даже справиться с бледностью или краской на лице, но руки его не могут, не умеют лгать.
Нашими руками мы владеть не умеем, наша воля бессильна над ними, наши руки — наши предатели, поэтому следователь не спускал глаз с рук Коша. Когда он увидел, что они задрожали, он сказал себе, что приближается минута нанести первый удар; когда он увидел, что они конвульсивно сжались, он поднял голову и начал допрос с нескольких необходимых формальностей: имя, возраст, профессия и т. д., потом опять погрузился в рассматривание бумаг, между тем как Кош, все более и более раздражавшийся, нервно сжимал кулаки. Тогда следователь, считая, что момент наступил, без дальнейших промедлений обратился к нему:
— Не можете ли вы объяснить мне, почему вы внезапно исчезли из вашего дома и каким образом случилось, что вас три дня тому назад нашли в плохонькой гостинице avenue d’Orléans?
Такое вступление было так неожиданно для Коша, что он ответил не совсем твердым голосом:
— Раньше чем отвечать на этот вопрос, мне бы хотелось узнать, по какому поводу я нахожусь здесь?
— Вы находитесь здесь потому, что убили старика Форже, проживавшего на бульваре Ланн.
Кош вздохнул с облегчением. До этой минуты он все возвращался к своей первой мысли: «А что, если меня обвиняют в каком-нибудь другом преступлении!» Поэтому он отвечал с изумлением, слишком хорошо подготовленным, чтобы быть натуральным:
— Однако это уж слишком!..
И через минуту прибавил:
— Если я хорошо понял ваши слова, я не только обвиняюсь в этом преступлении, но уже уличен в нем.
— С вами, право, приятно разговаривать. Вы понимаете с полуслова.
— Вы льстите мне, но при всем желании ответить вам любезностью на любезность я не считаю возможным признать себя виновным в преступлении, которого не совершал.
— Я вернусь к моему первому вопросу; если вы на него ответите и докажете мне вашу невиновность, я вас немедленно освобожу.
«Ловко, — подумал Кош, — отлично подстроил, это будет недурное начало для моих будущих статей».