— Несомненно.
— Отчего же они в таком случае не унесли костюм, запятнанный кровью?
— Вероятно, не подумали об этом или решили, что установить происхождение пятен все равно не удастся. Вполне возможно также, что у них просто не хватило времени.
— Вы поручаете мне переговорить с инспекторами, шеф?
— Я сам этим займусь.
Люка как раз в это время разбирал почту. Письма лежали грудой на длинном столе, который старший инспектор превратил в рабочее место.
— Что-нибудь интересное есть?
— Пока не знаю. Нужно проверить. Имеется конфиденциальная информация как раз относительно пропавшего чемодана: в одном из анонимных писем сообщается, что чемодан продолжает оставаться на улице Тюренна, и только слепой не мог бы до сих пор его найти. В другом письме нас призывают искать преступников в Конкарно. А вот глядите — не письмо, а письмище, пять страниц бисерным почерком! Автор длинно, но вполне бездоказательно развивает мысль о том, что дело Стевельса специально сфабриковано правительством, дабы отвлечь внимание общественности от удорожания жизни.
Комиссар прошел в свой кабинет, снял пальто и шляпу, затем, несмотря на то что было не так уж холодно, растопил углем единственную на набережной Орфевр печку: оставить ее удалось лишь Мегрэ — после того, как в здание судебной полиции провели центральное отопление. Приоткрыв дверь, Мегрэ пригласил к себе только что вошедшего в инспекторскую комнату малыша Лапуэнта.
— Присаживайся.
Комиссар тщательно закрыл дверь, повторил приглашение садиться и несколько раз прошелся по кабинету, время от времени с любопытством поглядывая на подчиненного.
— Есть ли у тебя честолюбивые замыслы?
— Конечно, господин комиссар. Я хотел бы сделать такую же карьеру, как вы. Меня даже можно назвать человеком с претензиями.
— Ты сын состоятельных людей?
— Нет, мой отец — мелкий служащий банка в Мелане, он с большим трудом вывел меня и моих сестер в люди.
— Девушка у тебя есть?
Лапуэнт не покраснел и не смутился.
— Еще не обзавелся. Успеется, мне только двадцать четыре года, и я не женюсь, пока окончательно не встану на ноги.
— Ты живешь один?
— По счастью, нет. Здесь, в Париже, устроилась и самая младшая из моих сестер — Жермена. Она работает в одном издательстве на левом берегу Сены, а живем мы вместе, и по вечерам Жермена готовит еду, так что получается даже некоторая экономия.
— А у нее возлюбленный есть?
— Но ей всего лишь восемнадцать!
— После того как ты в первый раз побывал на улице Тюренна, ты поехал прямо сюда?
Лапуэнт внезапно покраснел и нерешительно признался:
— Не сразу. Понимаете, шеф, я так гордился выполненным поручением, был так счастлив, что взял такси и заскочил на улицу Бак, чтобы поделиться с Жерменой своей радостью.
— Хорошо, малыш. Спасибо.
Смущенный и взволнованный, молодой человек задержался у двери:
— Почему вы спрашивали меня обо всем этом, шеф?
— Вопросы пока что задаю я. Погоди, малыш, когда-нибудь, возможно, и ты будешь выступать в этой роли. Да, кстати, не заходил ли ты случайно в кабинет старшего инспектора, когда тот звонил в девятый округ?
— Я сидел в соседней комнате, а дверь была открыта.
— В котором часу ты беседовал после этого с сестрой?
— Откуда вы знаете?
— Отвечай!
— Она заканчивает работу в пять, а в тот день, как всегда, ждала меня в баре «Гросс Орлож», и мы, прежде чем пойти домой, выпили по аперитиву.
— Весь вечер вы провели вместе?
— Жермена ходила с подругой в кино.
— Ты видел в тот вечер подругу?
— Нет, но я ее знаю.
— Ладно, с этим все. Иди.
Лапуэнт хотел еще что-то сказать, но комиссару доложили, что явился водитель такси. Это был высокий, пышущий здоровьем мужчина лет пятидесяти, который в пору своей молодости скорее всего сидел на козлах фиакра [3]. От шофера пахло спиртным — видимо, перед вйзи-том на набережную Орфевр он для храбрости пропустил пару стаканчиков белого вина.
— Инспектор Ламбаль велел мне явиться к вам по поводу той дамочки.
— А как он узнал, что именно ты ее вез?
— Вчера вечером он пришел на площадь Пигаль, где
у нас стоянка, и поговорил со всеми таксистами, которые там собрались, в том числе и со мной. А она как раз села в мою машину.
