Прежде чем ответить, Модэ не торопясь смерил взглядом внушительную фигуру посла, стоявшего, вызывающе выставив вперед ногу, непонятно усмехнулся и посмотрел на князей. Какое-то неуловимое изменение произошло вдруг в облике шаньюя — словно лопнули невидимые путы, сковывавшие до сей поры его движения: исчезла обычная его сутулость, угловатость — Модэ сидел выпрямившнсь, расправив плечи, и было видно, что широкая его грудь дышит свободно, легко и мощно.
— Великий шаньюй и Совет князей державы Хунну, — ровным и бесстрастным голосом заговорил Модэ, — решили вождю дунху ответить отказом, ибо земли добываются и отдаются только в сражениях. Так было всегда, и вождь дунху не может не знать об этом. Если же он требует отдать ее добровольно, то, очевидно, только потому, что наше желание жить со своими соседями в мире и родстве принимает за признак слабости. Передай могущественному вождю дунху, что хунны готовы, оседлав коней и опоясавшись мечами, доказать свою силу и свое право владеть степной полосой в трех днях пути на восход от Иньшаньских гор!
По мере того как шаньюй говорил, лицо посла выражало все большее и большее недоумение, а под конец стало совсем растерянным.
— Отказываете? Хотите доказать свою силу? — спросил он сбивчиво и хрипло.
Модэ молчал. Посол долго вытирал рукавом халата взмокшее лицо, шею, теребил усы. Постепенно он успокоился, и, когда заговорил снова, в голосе его уже звучала открытая угроза.
— Воевать? Подумай, что говоришь, великий шаньюй. Ты окончательно погубишь себя и свой народ. Сильны и неисчислимы, как песок в пустыне, войска могущественного вождя дунху. Когда они идут на врага, черной от края до края становится степь…
— Что ж, значит, даже самый плохой мой стрелок будет попадать в цель, — равнодушно заметил Модэ.
— А когда они спускают тетиву своих тугих луков, — не обращая внимания на слова шаньюя, продолжал посол, — то стрелы, подобно грозовой туче, закрывают солнце!
— Очень хорошо: в тени моим воинам будет легче сражаться, — был ответ. — Так и передай могущественному вождю дунху. Можете теперь идти!
Посол медлил. Сбычившийся, со сжатыми кулаками, тяжело впечатавший в узорчатый войлок подошвы огромных унтов, он стоял, как грозное напоминание о тысячных лавах, налетающих в облаках багровой пыли, о горящих кочевьях, о свирепых всадниках, волокущих на волосяных арканах жен и дочерей, о тоскливом реве угоняемых стад, о холодных пепелищах, над которыми много дней не перестают кружить степные коршуны. Налитые кровью глаза посла предостерегающе прошлись по лицам князей.
— Это последнее твое слово, великий шаньюй? — придушенным от злости голосом спросил он.
Ответа не последовало. Послы повернулись и, ступая с нарочитой твердостью, покинули юрту.
Взоры князей были устремлены на Модэ. Все несколько растерянно ждали, что скажет молодой шаньюй, но он прежде повернулся к Гийюю и положил ему на плечо руку:
— Чжуки, ты сегодня отвел от меня верную смерть. Когда у меня родится сын, я назову его твоим именем.
После этого он встал и усталым обыденным голосом произнес:
— Князья, поднимайте свои тумэни — мы начинаем поход.
И в этот миг ни сам молодой шаньюй и никто из князей еще не знал и не мог знать, что походу этому суждено длиться долгих тридцать четыре года;
что, наголову разгромив дунху и вернув попутно Иньшань, Модэ придется стремительным маршем броситься на юэчжей, которые в его отсутствие разорят западные кочевья Хунну;
что затем его тумэни вторгнутся в полуночные земли народов хуньюй, кюеше-кипчаков, динлинов, гэгунь-кыргызов и цайли;
что и Долгая стена не удержит хуннов на их пути к потерянной родине — они вернутся и снова возведут свои юрты на зеленых равнинах Великой Петли;
что воинственные сыны степей будут десятилетиями потрясать высокомерную Поднебесную империю и под маленькой деревушкой Байдын в зимнюю стужу, под вой метели они окружат всесильного императора Лю Бана вместе с его трехсоттысячным войском и поставят основателя Дома Хань на грань полнейшего разгрома;
что, преследуя давних своих врагов, юэчжей, воинам шаньюя предстоит рубиться в мертвой от зноя долине Тарима, в цветущих оазисах страны Давань, в предгорьях Памира и Тянь-Шаня, на древних землях Бактрии и Согдианы;
