Неизвестно, что при этом имел в виду почтенный профессор: то ли он всерьез полагал, что древние ломы и зубила могли пролежать на открытом воздухе две тысячи двести лет и не превратиться в ржавый прах, то ли он походя высказал одну из тех столь обожаемых учеными „безумных гипотез“, которые поставлены ныне гораздо выше старомодного здравого смысла.
Владелец роскошного фотоаппарата, которого поэт на некоторое время потерял было из виду, снова воспрянул к жизни и начал бурно проявлять свою неуемную энергию.
— Очень фотогеничная могилка, очень! — восклицал он, возникая чуть ли не одновременно в разных концах раскопа. — Потрясающий фон! Смотрится! — Мощный объектив стремительно полыхал голубыми вспышками. — Ефим Лазаревич, прошу вас чуть повернуться в мою сторону. Так, так! Прелестно, прелестно! Еще один кадр. Отлично.
— Мам! — басом сказал вдруг упитанный мальчик. — А здесь медведи есть?
— Что ты, что ты, Енюша! — отвечала дама в противосолнечных очках. — Как только они увидели нашу машину, так сразу же убежали далеко-далеко.
— Молодчина! Зверобой, Кожаный Чулок! — восхитился Олег, — Медведя ему подавай — парень будет великим охотником!
Профессорша в брюках тотчас непроизвольным движением подтянула мальчика к себе и, поправляя на нем что-то, проворковала:
— А мы вовсе и не такие, да? А мы вовсе будем пианистами, правда, Енюша?
Енюша в ответ солидно засопел.
— Я извиняюсь, вы кто, собственно, такой? — услышал поэт обращенный, видимо, к нему вопрос и обернулся — рядом, глядя неприязненно и подозрительно, стоял энергичный молодой человек. И только тут Олег сообразил, как он выглядит в глазах приезжих. Поскольку цивильный костюм приберегался для выхода „на люди“, на раскопе он щеголял в выданных Хомутовым уродливых спецовочных брюках шириной, как говорил Гоголь, с Черное море. Если добавить к этому босые ноги, поцарапанную физиономию и еще не сошедшую багровую полосу от кнута Харитоныча на голой спине, то ясно, что мог подумать молодой человек, столь заботливо опекающий профессорскую семью. Поэт поддернул брюки и осклабился:
— Напрасно вы, гражданин начальничек, обижаете меня. Я ведь со своим проклятым уголовным прошлым наглухо завязал. Все, кранты!
Молодой человек моргнул раз, другой, потом принужденно заулыбался.
— Что вы, что вы! Я ведь без всякого… Исправленному верить, не так ли? Хе-хе…
В ответ Олег свойски потрепал его по плечу и спросил сиплым шепотом:
— Слухай, кореш, у тебя спиртяги с собой нет, а?
Молодой человек что-то пискнул невнятно и бочком-бочком стал отходить от Олега.
— Обратите внимание на стены, — доносился голос Хомутова. — Высота их в настоящее время около пяти метров. Я уверен, что они продолжаются вниз еще метров на семь-восемь… Кладка очень тщательная, камень к камню подогнаны мастерски, и при этом ни намека на какой-нибудь связующий раствор. Как же возводились эти стены? Ведь все должно было рухнуть еще на втором метре!
— Постарайтесь взять на анализ пыль из зазоров между камнями, — глубокомысленно отозвался профессор. — Я склонен думать, что здесь могли применяться органические скрепители. Продукты брожения молока, например. А что есть кислое молоко? Это ведь, по существу, казеиновый клей!.. Рекомендую также привлечь специалиста-архитектора, ему здесь найдется дело. Вы заметили, как уложены камни? Одни вдоль, другие — поперек. Выдерживаются некие пропорции и размеры! Древние строители действовали не просто по наитию, но соблюдали какие-то эмпирически открытые законы. Если применить здесь компьютер и найти соответствующие цифровые выражения, то… Да, молодой человек! — с подъемом воскликнул профессор, упуская в пылу вдохновения то обстоятельство, что Хомутов был человеком примерно одних с ним лет. — Да, это почти готовая диссертация!
Возможно, почтенный профессор в глубине души искренне полагал, что конечной целью эволюции живой природы было создание существа, могущего написать диссертацию.
— Так, и что вы предполагаете обнаружить там, на глубине? — поинтересовался он.
— Трудно сказать… Могильник разграблен, как и все более или менее значительные хуннские погребения, — смущенно сказал Хомутов. — Грабительский ход идет вон там, где — видите? — все беспорядочно перемешано. Кости, куски дерева, камни…
